Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

В Исполкоме Петроградского совета документ вызвал еще большее возмущение. Совет к середине мая разросся до 3000 депутатов, большинство из которых были солдатами. Даже Таврический дворец уже не мог их вместить (как писал Керенский, дворец “стонал и вздрагивал от могучих ударов людских волн” 26), так что Совет переехал сначала в Михайловский театр, а затем в Морскую академию на Васильевском острове. Но где бы он ни находился, вся его деятельность казалась одним сплошным бесконечным заседанием, бурным и многословным, с краткими перерывами на сон. В воспоминаниях участников этот первый месяц революции предстает как хаотический одуряющий сон, пропитанный дымом дешевого табака и пронизанный безнадежным желанием хорошенько выспаться.

Теперь водораздел в Совете пролегал не между крайними левыми и всеми остальными. Новые линии напряжения и новая повестка возникли в результате массового притока солдатских депутатов, многие из которых явились прямо из фронтовой зоны. Петроград по-прежнему желал мира, однако эти солдатские активисты не хотели, чтобы жертвы, принесенные их товарищами на фронте – страдания, ранения, смерть, – были принесены напрасно. Еще в Таврическом дворце какая-то женщина-агитатор (по мнению Суханова, большевичка) “едва не была принародно растерзана солдатами” за лозунг “Долой войну!” 27. Армия представляла собой силу в семь миллионов мужчин, собранных со всех концов страны. Настроение армии оставалось тайной.

Исполком (который по-прежнему оставался в Таврическом дворце, поэтому из дворца в штаб-квартиру Совета и обратно беспрерывно носились автомобили) был озабочен наметившимся опасным расколом. За исключением краткого заседания 3 / 16 марта, члены Исполкома избегали дискуссий о войне и занимались в первую очередь неотложными городскими вопросами. Рабочие (так формулирует Суханов, имея в виду на самом деле лишь собственную группу) “инстинктивно чувствовали”, что вопрос о войне и мире

мог оказаться в высшей степени сложным и начиненным разнообразными невидимыми препятствиями 28.

Однако на второй неделе марта стало очевидно, что кто-то должен говорить от лица Совета: нельзя было полностью уступить инициативу Милюкову и правой прессе. И, словно желая направить мысли Совета в нужном направлении, в Таврический дворец 12 / 25 марта вдруг явился Волынский полк – в полном составе и со всеми своими офицерами. Волынцы, которые две недели назад одними из первых перешли на сторону революции, призвали депутатов Совета вспомнить об их товарищах в окопах и поддержать войну до победного конца 29.

Исполком бился над формулировками. Для социалистов в его составе цели революции всегда включали европейский мир. Большинство из них знало о формуле, которая была выработана в Циммервальде и которую еще раз озвучил в середине марта вождь швейцарских рабочих Роберт Гримм:

Самая важная и совершенно неотложная задача русской революции в настоящий момент – борьба за мир без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов, – борьба за мир в международном масштабе 30.

Принцип “без аннексий и контрибуций” означал прежде всего отказ от Дарданелл. Он также означал отказ от любых русских авантюр на территории разделенной Украины. Но он также означал “нет” и притязаниям Франции на отторгнутые у нее провинции Эльзас и Лотарингия. Если Исполком собирался вступить на такое минное поле, он должен был бы сперва договориться с солдатами.

Ответом Совета стал манифест с гордым названием “К народам мира” (14 / 27 марта). Целью этого документа было не только прояснить идеи самих революционеров, но и побудить правительства Европы начать мирные переговоры. Манифест гласил:

Российская демократия повергла в прах вековой деспотизм царя и вступает в вашу семью полноправным членом и грозной силой в борьбе за наше общее освобождение 31.

Одного этого хватило, чтобы вызвать возмущение у французского посланника, отметившего в своем дневнике: “Я подожду ответа германского пролетариата” 32. Однако Манифест не только не предлагал никакого плана мирных переговоров, но и не призывал русских солдат сложить оружие. Совет осуждал войну и предлагал начать “решительную борьбу с захватными стремлениями правительств всех стран”, но русские пушки по-прежнему были направлены на запад, а солдатские штыки – примкнуты к винтовкам.

“Наступила пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире”, – заявлял Совет. Если же союзники не пересмотрят свои цели в войне, то немедленно начнется конфликт внутри самой российской власти. В настоящую минуту Совет, несмотря на усталость народа от войны, мог лишь пообещать, что “будет всеми мерами противодействовать захватной политике своих господствующих классов”. Совет не обладал полномочиями заключить мир и не хотел предавать армию и своих собственных солдатских депутатов. Чтобы удержать последних, Совет заверял:

Русская революция не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя внешней военной силой.

Председатель Совета Николай Чхеидзе, поясняя эту мысль, писал в своей передовице в “Известиях” от 16 марта:

Когда мы обращаемся к германскому или австрийскому народу, то у нас речь идет не о тех, которые толкнули нас на войну, а о народе, и народу мы говорим, что хотим начать мирные переговоры ”.

Прочитав отчет о последних выступлениях в Петроградском совете, Ленин захлебнулся от ярости: “Какая подлость! Повторяю: подлость!” 34Куда бы он ни направлял перо в этом марте, было ощущение, что он выдергивает чеку из гранаты. Незадолго до того как пришло известие о революции, Крупская сравнила Ленина с белым волком из лондонского зоосада – единственным тамошним зверем, который так и не смог примириться со своим пленом. Теперь его фрустрация стала невыносимой. О восстании в Петрограде Ленину первым сообщил польский революционер Мечислав Бронский. Ленин и Крупская как раз выходили из дома, направляясь в библиотеку. Новость подействовала как удар током: “Ильич метался”, рубил воздух руками, восклицая:

Потрясающе! Вот это сюрприз! Подумать только! Надо собираться домой, но как туда попасть! Нет, это поразительно неожиданно! Невероятно! 35

Но единственное путешествие, которое он мог себе позволить в этот момент, была прогулка по крутому переулку вниз, к газетным киоскам на берегу озера 36. В эти дни он пишет старой приятельнице Инессе Арманд:

Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15.III есть телеграмма в Zurcher Post и в Neue Zurcher Zeitung, что в России 14.III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы. Коли не врут немцы, так правда 37.