Иван Саблин - Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Среди меньшинств были и те, кто не проявлял лояльности ни к одному из постимперских образований на российском Дальнем Востоке. К примеру, некоторые корейцы сотрудничали с японцами [769]. Тысячи татар и башкир в зоне отчуждения КВЖД, в том числе те, кто прибыл туда вместе с каппелевцами, не испытывали желания признавать ДВР и РСФСР. Пропагандистская кампания, запущенная ЦК РКП(б) весной 1921 года, с обещаниями амнистии и возвращения на Родину (в национальные автономии в случае татар и башкир), казалось, не оказала на них особого воздействия [770]. Но многие из них не подчинились и владивостокскому правительству. Более того, некоторые японские чиновники и газеты приветствовали тот факт, что они остаются в Маньчжурии, и рассматривали вариант их участия в паназиатском проекте. Мухаммед-Габдулхай Курбангалиев и полковник Султан-Гирей Бикмеев посетили Японию в 1920 и 1921 годах, встретившись с Гото Симпэем и Окумой Сигэнобу [771].

Как Чита, так и Владивосток претендовали на преемственность по отношению к российской национальной государственности, но программа Краснощёкова предусматривала более глубокую вовлеченность ДВР в интернациональную и транснациональную политику. Ожидалось, что иностранные концессии позволят республике обрести поддержку в коммерческих кругах США, что в конечном счете приведет к официальному признанию как Читы, так и Москвы. Концессии должны были подтолкнуть бизнес-круги и в самой Японии к более активным выступлениям против интервенции. Однако усилия ДВР оказались тщетными из-за противоречий между традиционной внешней политикой и тайной революционной пропагандой, и добиться международной поддержки против Японии не удалось. Задача владивостокского правительства была проще – ему всего лишь надо было доказать мнимость независимости ДВР и добиться иностранной поддержки против большевиков, но его притязания на суверенитет звучали неубедительно из-за зависимости от Японии.

Хотя регионализм Краснощёкова, то есть концентрация всей азиатско-тихоокеанской политики в Чите, вначале получил одобрение Чичерина, московское руководство предпочло сделать центром транснациональных операций в Восточной Азии Иркутск. Согласно резолюции ЦК РКП(б) от 4 января 1921 года, коммунистическая пропаганда могла помешать важнейшей задаче ДВР, а именно сохранению мира с Японией. Но резолюция не уточняла, означает ли это полное исключение ДВР из транснациональной деятельности. Это умолчание, а также медленность связи между Москвой и Иркутском, с одной стороны, и Китаем, с другой стороны, позволили Юрину, официально находившемуся в Китае с дипломатической миссией, в конце 1920 – начале 1921 года подчинить себе Григория Наумовича Войтинского. Тем временем Дальбюро попыталось добиться прикрепления к себе Секвостнара, обратившись с соответствующим запросом в Сиббюро: таким образом Дальбюро пыталось закрепить за собой роль центра восточноазиатской политики [772]. В конце января 1921 года Дальбюро было вынуждено смириться с передачей транснациональной политики в Иркутск, но все равно продолжало сотрудничать с Шанхайской группой корейских социалистов. Кроме того, даже после того, как в Иркутске был создан Дальневосточный секретариат Коминтерна под руководством Шумяцкого, Дальбюро не торопилось переправлять в его распоряжение китайскую коммунистическую организацию, вызвав жалобы Шумяцкого в ЦК РКП(б) и в Исполком Коминтерна [773].

Японская армейская партия использовала очевидную зависимость читинского правительства от Москвы и участие ДВР в большевистской пропаганде для оправдания своей политики. На колониальной конференции, прошедшей в Токио в мае 1921 года, ее представители утверждали, что эвакуация Приморской области поставит под угрозу японских жителей края, нарушит японский контроль над рыбными промыслами у российских берегов, отрицательно скажется на безопасности корейской границы и приведет к активизации большевистской пропаганды в Корее и Японии. Однако, столкнувшись с неприятием интервенции как внутри Японии, так и за границей, правительство Хары Такаси было вынуждено пообещать вывести войска из Сибири и зоны отчуждения КВЖД при условии, что ДВР гарантирует благополучие японцев в Сибири, хотя Сахалинская экспедиция должна была продолжаться вплоть до урегулирования вопроса о компенсации за Николаевский инцидент [774].

Это решение показывало, что Япония не слишком озабочена политическим устройством ДВР. Напротив, Соединенные Штаты испытывали больший интерес к составу читинского правительства и к степени его зависимости от Советской России и Японии. Последний фактор был важен с точки зрения возможных концессий. Впрочем, в отличие от Великобритании, подписавшей 16 марта 1921 года торговое соглашение с Советской Россией, США скептически отнеслись к большевистским декларациям открытой экономики и отказались устанавливать прямые связи с Москвой [775]. В начале 1921 года Государственный департамент сообщил американскому посольству в Токио, что торговый атташе Джеймс Эбботт и помощник военного атташе майор Уильям Дэвис проследуют в Читу как наблюдатели. В Вашингтоне подчеркнули, что единственная цель миссии – получить информацию о военном, экономическом и политическом положении в ДВР, в том числе о возможностях торговли в ближайшем будущем, выяснить, насколько вероятно сохранение статус-кво и есть ли необходимость отправки консульского работника в Читу [776].

Эбботт и Дэвис прибыли в Читу 20 мая 1921 года, а 6 июля 1921 года, по возвращении в Харбин, донесли в американское посольство в Токио, что положение в Чите «нормальное» и «улучшается в коммерческом плане», что Краснощёков попросил разрешения отправить в США делегацию, дав обещание воздержаться от пропаганды, и что ДВР предоставляет хорошие возможности для инвестиций. Эбботт и Дэвис ожидали сохранения статус-кво [777]. Впоследствии Юрин заметил по этому поводу, что американские представители «были обработаны» в ДВР [778].

Американский публицист Генри Киттредж Нортон, также посетивший Читу весной 1921 года и, вероятно, увидевший тот же спектакль, что и Эбботт и Дэвис, восхвалял ДВР. В целом он оценил политическую систему республики положительно, хотя и обратил внимание на слабый парламентский контроль над правительством и неясный статус судебной власти. По словам Нортона, ДВР в значительной степени соответствовала «признанным принципам демократического правительства, как их понимают на Западе». Он высказался и в защиту государственной собственности на землю как соответствующей желаниям крестьянства. Обсуждая состав правительства, Нортон изобразил большинство функционеров небольшевиками. Он сказал, что Слинкин «твердо верит в способность сибирского народа построить свое будущее при помощи выборной демократии». Бородин, по его словам, считал, что коммунизм «не сможет достичь успеха в Сибири, даже если она останется частью Советской России». Никифорова он тоже представил демократом и сибирским областником. «С самой большевистской революции он был последовательным защитником демократических порядков на российском Дальнем Востоке» [779].