Иван Плотников - Правда истории. Гибель царской семьи

При расстреле, докалывании полуживых жертв штыками предметы туалета женщин, подушки Демидовой продырявились, часть драгоценностей вывалилась в комнате казни или при переноске трупов. Поняв, что в одежде жертв имеются драгоценности, палачи, наспех обыскивая трупы, кое-что извлекли. Увидев расхватывание ценностей подчиненными, Юровский потребовал их немедленной сдачи, часть из них была сдана, часть утаена. Драгоценности обнаруживали бойцы оцепления, визовские каратели Ермакова по прибытии грузового автомобиля в район захоронения. Произошло то же, что и в доме Ипатьева: стихийное расхищение драгоценностей и последующее их (конечно, не полное) отнятие чекистами под угрозой суровой расправы. Затем полное раздевание трупов, кроме мальчика Алексея (на нем оставалась только матроска), новое извлечение драгоценностей, складывание их в фуражку Юровского. По словам Юровского, их «набралось около полупуда» 7. И вновь сказалась спешка: часть драгоценностей оставалась в одежде, которую бросали в костер, или рассыпалась, втаптывалась в землю, глину. Некоторые из них нашли тогда же, другие позднее обнаружили в пепле костра крестьяне ближайшей деревни Коптяки. Лишь некоторая часть ценностей была ими не утаена, а сдана властям. Ценности находили потом и участники следственной группы белых. Драгоценности и прочие предметы опознавались Т. И. Чемодуровым и другими придворными, привлеченными к делу следствием 8.

Снятые с трупов, извлеченные из одежды, поднятые с пола в комнате расстрела, с почвы у шахты драгоценности были лишь малой частью сокровищ Семьи. Одновременно с казнью, погрузкой тел убитых в «Фиат» производились обыск и изъятие ценностей в комнатах, где содержалась Семья Николая II и другие заключенные. Но искали не только драгоценности. Не меньшее значение имели документальные материалы. Этот обыск производился уполномоченным центра А. Е. Лисицыным и его людьми. Как отмечалось, даже чекисты — члены команды внутренней охраны, не участвовавшие в расстреле, были отправлены в полуподвал, а вход оттуда на второй этаж был закрыт. Охранник Ф. П. Проскуряков, привлеченный для замывания от крови пола и стен в комнатах (нижнего этажа), показывал, что и в это время вход в верхний этаж был еще закрыт 9. Разумеется, 358 начальствующие лица через парадный, особо охраняемый вход, могли входить и поднимались на второй этаж. К раннему утру, вскоре после увоза трупов, когда чекисты из команды внутренней охраны, в том числе участники расстрела, поднялись на второй этаж, они обнаружили там нечто необычное. В. Н. Нетребин отмечал, что когда он пошел по комнатам, то пришлось шагать «по толстому слою разнообразных вещей», там был «полный хаоса» 10. Кто-то за считанные час-два основательно похозяйничал, производя тщательный обыск.

Обратим внимание на то, что Голощекин и Юровский вскоре уехали. И чекист А. Г. Кабанов, и члены команды внешней охраны (П. С. Медведев, А. А. Якимов, М. И. Летемин, похитивший много вещей, в том числе дневник цесаревича Алексея) говорили о дневниках дочерей и сына Романовых, но никто — о дневниках самих Николая Александровича и Александры Федоровны. Кабанов вспоминал: «Все дочери царя аккуратно вели дневники» 11. Ни Нетребин, ни Кабанов, ни кто-либо другой не сказали о дневниках бывших коронованных супругов, где речь шла о приезде в Екатеринбург, заключении в доме Ипатьева, о них — охранниках, о Юровском и т.д. Можно с уверенностью утверждать, что этих дневников охранники не видели, тем более не держали их в руках. Их в помещениях дома уже не было. И еще о дневниках. В ответ на провокационное, сочиненное П. Л. Войковым с помощью И. И. Родзинского письмо от имени «офицера», написанное до 26 июня 12, доверившийся Николай Александрович, на случай освобождения Семьи, подчеркнул необходимость захвата и вывоза как особо ценного имущества дневников и переписки, хранившихся в сарае (каретнике) во дворе усадьбы. «Беспокоился в особенности за номер А № 9 малень. черный ящик и большой черный ящик № 13 Н. А. со старыми письмами и дневниками, конечно, комнаты наполнены ящиками, кроватями и вещами на произвол ворам, которые нас окружают. Все ключи и в отдельности № 9 у командира (имеется в виду комендант. — И. П.)...» 13.

Информация в письме-ответе Николая Романова о ящике с дневниками и перепиской не представляла для грабителей-охранников никакой ценности. Да ее Войков им и не сообщил, конечно, как не сообщил и о провоцировании Романовых подложными письмами. Но дневники и переписка Николая II представляли огромный интерес для большевистских вождей, в частности в целях составления ими более или менее предметного, «документированного» обвинения его в чем-то антинародном, антиреволюционном. Даже в огромном количестве ящиков, сундуков, чемоданов, наваленных один на другой (быть может, у властей была точная информация, что дневники и переписка не спрятаны где-то в Царском Селе или в Тобольске, а находятся именно в Ипатьевском доме), найти тетради, рукописи, завладеть ими уже не представляло труда. К 16-17 июля информация у Голощекина, Войкова, Белобородова и др. уже имелась, была точной и адресной, вплоть до конкретных номеров ящиков (в группе «Д», «№ 9» и «№ 13»). Все это, видимо, было уже изъято. Среди ящиков, чемоданов, сундуков, вскрывавшихся чекистскими охранниками 17 июля и в последующие дни, ящиков с дневниками и перепиской уже не было (если они еще и находились в ДОНе, то где-то в особом месте, недоступном рядовым). Не увидели охранники и текущих дневников Царской Четы, которые они, очевидно, оставили в «своей» комнате.

Вопрос о дневниках, переписке последней царствующей Семьи Дома Романовых сам по себе значителен и интересен. Его исследование, выяснение обстоятельств и времени доставки этих и других документов Семьи Николая II в Москву открывает дополнительные возможности в решении проблемы взаимоотношений центра и Екатеринбурга, принятия принципиального, исходного распоряжения об убийстве и даже прямого участия центра в его совершении через своих непосредственных представителей. Доказательство того, что интимная переписка и дневники Романовых были изъяты и доставлены из Екатеринбурга в Москву для передачи их Ленину, Свердлову и Дзержинскому, по-видимому, задолго до расстрела, скажем, еще в конце июня, — одно это уже позволяет утверждать, что никакого суда над членами Семьи Николая Романова не мыслилось, в живых их оставлять не намеревались. И действительно, 18 июля, за несколько дней до приезда в Москву Юровского, Никулина и Голощекина (вновь), Свердлов заявил во всеуслышание, для печати (заявление было распространено на другой день), что в «... распоряжении ЦИК находятся сейчас важный материал документы Николая Романова его собственноручные дневники, которые он вел последнего времени дневники его жены детей переписка Романова точка Имеются между прочим письма Григория Распутина Романову его семье точка Все эти материалы будут разобраны опубликованы ближайшее время точка» 14. Вдумчивый и опытнейший следователь Н. А. Соколов по поводу этого заявления написал: «Свердлов лгал, когда так говорил... Дневники и письма царской семьи были при ней в доме Ипатьева. Нет сомнения, для Царя письма к нему Императрицы были самым ценным. Как же можно было раньше убийства взять у него эти письма? Сделать это — раскрыть умысел убийства. Эти письма взяли у Царя, перешагнув через его труп» 15. Следователю не было известно, что при членах Семьи были лишь текущие дневники, старые письма хранились в опечатанном каретнике, куда Николай Александрович не имел доступа. Даже зная большевиков довольно, Соколов не постиг степени их аморальности: они могли взять у живого Николая II, при надобности, все, что им было бы угодно. Они способны были вторгнуться в интимное, влезть в душу человека, да и отнять ее по произволу, у кого угодно и когда угодно.