Иван Плотников - Правда истории. Гибель царской семьи

Мы не можем сказать что-либо конкретное о «заслугах перед революцией и большевизмом» остальных чекистов кроме того, что только что зачисленный в их ряды восемнадцатилетний В. Н. Нетребин после возвращения с антидутовского фронта «стоял в карауле у обкома партии» и, как он отмечал, «насилу таскал ноги» от «усталости» 160, но вот о Никулине и Кабанове есть что сказать. Первый из них уже давно был привлечен к тайной слежке за офицерами, участвовал в тайных расстрелах. Его заметил и рекомендовал в облчека Ш. И. Голощекин. Там он близко сошелся с Я. X. Юровским, который стал его называть сынком, взял в качестве своего помощника в дом Ипатьева. Никулин, 23-летний юноша из рабочих с симпатичным лицом нравился всем! Даже Александра Федоровна при встрече с Никулиным в дневнике 4 июля отметила: «Авдеев сменен и мы получили нового коменданта, который приходил уже однажды смотреть ногу бэби, с молодым помощником, который выглядит очень приятным по сравнению с другими, вульгарными и неприятными» 161. Этот молодой человек, выглядевший «очень приятным», был убийцей, который совершенно хладнокровно, без раскаяния до конца жизни, расстреляет бывшую Царицу и всю Семью.

Кабанов же участвовал в тюремно-конвойных делах, причем связанных с представителями Дома Романовых. Он, в частности, выполнял ответственное задание по отправке 19 мая из Екатеринбурга в Алапаевск группы великих князей Романовых, хотя и прибыл в город незадолго до того — 20 апреля. Дело в том, что два его брата, оба носившие имя Михаил (он был средним), стали в Екатеринбурге видными чекистами-тюремщиками: старший — начальником, а младший — комиссаром тюрьмы.

Именно он, А. Г. Кабанов, вынудил князей дать подписку о согласии на отъезд из Екатеринбурга в Алапаевск и быть готовыми к нему утром следующего дня. Документ гласит:

«Нам объявлено и мы нижеподписавшиеся обязуемся быть готовыми к 9 1/2 часам утра для отправки на вокзал в сопровождении члена Уральской областной чрезвычайной комиссии 19 мая 1918 года.

Елизавета Федоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия Князь Иоанн Константинович Княгиня Елена Петровна Князь Константин Константинович Князь Игорь Константинович Князь Владимир Палей Сергей Михайлович Романов» 162.

После возвращения из Алапаевска Кабанов выполнял работу, главным образом связанную с находившимися в тюрьме бывшими придворными Царской Семьи. В охрану ДОНа он был включен самим Юровским и заведомо на командную должность 163.

Относительно охраны стоит добавить, что работа в ней высоко оплачивалась. Рядовые внешней охраны имели жалованье 400, а начальники — 600 рублей (за вычетом «столования» — оплаты питания). Им также сохранили оплату по месту работы как членам фабзавкомов, деловых советов и т.д. 164. Оклады внутренней охраны в облчека неизвестны, но, конечно же, были не меньшими. Для сравнения укажу на размеры жалованья в Отряде особого назначения Е. С. Кобылинского в Тобольске — по 200 рублей на солдата, а в 1-м Уральском стрелковом и других полках на Оренбургском фронте летом 1918 г. — по 150 рублей в месяц на красноармейца или командира 165. Уже летом 1918 г. большевистская власть за особые услуги ей, вопреки официальным лозунгам, платила весьма щедро.

Основная масса охранников Ипатьевского дома была вооружена винтовками, некоторая, небольшая часть — револьверами. Кроме этого оружия, трех, затем четырех пулеметов, имелись гранаты, много гранат, в том числе внутри дома, в комендантской. В. Н. Нетребин отмечал: «В комнате т. Юровского... бросались в глаза многочисленность и разнообразие бомб» 166.

Так обстояло дело со штатами, состоянием, вооружением охраны Дома особого назначения. Остается сказать о караульных постах, количество и размещение которых несколько изменялось, в общем в сторону увеличения. Охранник Проскуряков дал о них такие сведения: «Караульные посты были следующие: 1) пост наружный у будки около ворот, 2) пост наружный у будки вблизи часовенки, 3) между заборами у окон дома, 4) в переднем дворе у дверей в дом, 5) в заднем дворе, 6) в саду; внутри дома было два поста: 7) у парадной двери в верхнем этаже около комендантской комнаты, 8) около уборной, где находился клозет и ванная комната; кроме того, было еще три пулеметных поста, 9) на чердаке дома у окна, 10) на террасе, выходившей в сад, и 11) в нижнем этаже дома в средней комнате» 167. Сведения о количестве и расположении постов, правда менее подробные, давали и другие охранники. Обобщая эти показания, Н. А. Соколов называет 13 постов: «1) в будке у наружного забора на Вознесенском проспекте... 2) в другой будке у того же забора на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка... 3) между наружным и внутренним заборами вблизи парадного крыльца, ведущего в нижний этаж дома, 4) в старой будке между стенами дома и внутренним забором, так что охранник всегда видел окна верхнего этажа и со стороны проспекта, и со стороны переулка, 5) в переднем дворе дома у калитки, 6) в саду, 7) на террасе дома, 8) в комнате нижнего этажа... у окна.

Внутренняя стража занимала два поста в верхнем этаже дома:

1) за передней дверью в помещении...

2) в помещении... вблизи уборной.

В первых числах июля число постов было увеличено. Были созданы посты: 1) на заднем дворе, 2) на чердаке и 3) где-то внутри дома...

Из всех перечисленных постов наружный на террасе дома, в комнате нижнего этажа... на чердаке и внутри верхнего этажа были пулеметными.

Достаточно простого взгляда на чертежи ипатьевского дома, чтобы понять, что при такой системе караулов царская семья была в западне, в безвыходном положении» 168.

Команда внутренней охраны несла дежурство действительно но на трех постах. Об этом написал Нетребин: «Пост № 1 был у входа в дверь, которая ведет в комнаты, занимаемые заключенными... дверь на парадное крыльцо, которая была под наблюдением этого же поста... дверь [в] комнату ванную и уборную тоже под наблюдением этого же поста. Пост № 2 был предназначен для охраны хода, идущего с верхнего этажа в нижний и из нижнего во двор дома и садик этого дома. Кроме того, был еще пост на крыше, где стоял пулемет системы «Максим» 169.

Соколов правильно отметил, что пулеметный пост появился в начале июля — с получением отмеченного нами нового «Максима» по запросу Юровского. Им-то прежде всего и ведал Кабанов. Соколов вслед за Проскуряковым допускает некоторую неточность. Пост № 1 у комендантской позволял контролировать и вход в помещения заключенных, и остальное небольшое пространство: парадную лестницу и входы в ванную и туалет. Второй (но не третий) пост действительно был внутри дома — в проходной комнате с лестницей в нижний этаж, рядом с кухней. Вначале действительно был пост и у туалета, и это запомнилось Проскурякову, отмечалось Т. И. Чемодуровым, но при Юровском оттуда его за ненадобностью сняли 170. Косвенные данные также свидетельствуют о том, что в проходной комнате (рядом с кухней) до того поста не было, там спал лакей А. Е. Трупп. Он, надо полагать, вероятно с приходом Юровского и установлением поста, стал проживать на кухне вместе с И. М. Харитоновым и Л. Седневым 171. Дежурили на постах по 4 часа. Немногочисленной внутренней охране в конце, с появлением поста на чердаке, приходилось, выходит, дежурить дважды в сутки, всего по 8 часов. Следует отметить, что наружной охране приходилось дежурить и в доме (или у дома) Попова, верхний этаж которого был превращен в казарму. Сигнализацией этот дом был связан с комендантской комнатой ДОНа. Соколов не выяснил, что был и четвертый пулеметный пост — на колокольне Вознесенской церкви, развернутый по направлению к площади и дому Ипатьева, сохраняемый в тайне особенно тщательно (не случайно Проскуряков о нем не знал) 172. Быть может, там-то, на этом автономном, ни наружной, ни внутренней охране не известном посту, не проходившем по их платежным спискам-ведомостям, и находился с командой (расчетом) латыш Ян Цельмс из отряда Я. М. Свикке? Всего было полтора десятка постов.