Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Английский посол и его сопровождение по дороге на съезд курфюрстов в Регенсбурге с ужасом взирали на страну, где жители деревень, вместо того чтобы приветствовать их, убегали прочь, лишь завидев их, так как принимали за вражеских солдат, где путешествовать было настолько опасно, что нескольких человек из посольского кортежа подстерегли и убили в нескольких шагах от большой дороги, не более чем в 7 километрах от Нюрнберга. Это путешествие превратилось в кошмар для мирных англичан, и человек, оставивший нам его описание, говорит так, будто не верит своим глазам, будто описывает сон, а не реальность. «От Кёльна до этих мест [до Франкфурта] все города, деревни и замки разрушены, разграблены и сожжены»; в Нойнкирхене, «когда мы прибыли туда, оказалось, что один дом догорает, а в деревне никого нет», потом они увидели на улице два трупа, один из которых был «вытащен из могилы». В Айльфкирхене они «пообедали мясом, которое у нас оставалось, потому что больше ничего было не найти»; в Нойштадте, «когда-то прекрасном городе, а теперь разграбленном и сожженном… мы видели бедных детей, которые сидели у дверей, умирая от голода»; в Бахарахе англичане нашли «мертвые тела с травою во рту»; в городе Рюдесхайм-ам-Райн «его превосходительство подал кое-что нищим – видно, они совсем оголодали, потому что стали драться за милостыню»; в Майнце «разные несчастные лежали на кучах навоза… не в силах даже подползти за подаянием его превосходительства»; здесь город тоже «подвергся страшным разрушениям», так что путешественникам пришлось спать и есть в лодке на реке, бросая остатки еды попрошайкам на набережной, «при виде которой они рвались вперед из последних сил, так что несколько даже упали в Рейн и, вероятно, утонули».

На Рейне было хуже всего, но и в других местах было не намного лучше. В Мюнхене проходившие через город испанские войска оставили за собой чуму, которая за четыре месяца унесла 10 тысяч жизней. Банер утверждал, что в Анхальте и Галле для его людей не осталось ни зернышка.

Даже в родной Штирии Фердинанда II крестьяне подняли восстание, которое привело тридцать шесть из них на галеры и пятерых – на эшафот. В языках пламени среди угнетенных порой встречались вспышки безумия и идеализма. Оставшись без имущества, протестант-фермер из Австрии Мартин Лаймбауэр собрал группу приверженцев, выступая с антиправительственными проповедями и пророчествами. Его арестовали, но выпустили на свободу как сумасшедшего, но он еще дважды возвращался, не давая покоя властям. В третий раз проповедника предали его же сторонники, их «штаб» окружили, а его самого с позором выволокли из-под широких юбок двух старух, где он прятался, и вместе с молодой женой увезли в тюрьму в Линце. Там он объявил себя наместником Бога на земле, потом под страхом смертной казни не выдержал и пошел на плаху раскаявшимся католиком. Его жена, приговоренная к пожизненному заключению, сбежала с помощником палача накануне казни ее мужа. Эта история с ее черным юмором, циничной моралью и налетом духовной мании величия типична для своего времени.

Смерть Фердинанда II пришлась на то время, когда Швеция все отчетливее показывала признаки возрождения, незадолго до того, как оно достигло наивысшей точки. Император смежил веки, прежде чем увидел крушение всех своих надежд. Имперские войска выступили к Бранденбургу, чтобы соединиться с саксонскими и ударить по Банеру, но маршал при помощи своего выдающегося соотечественника Торстенссона и двух шотландских командиров, Лесли и Кинга, переломил ситуацию в свою пользу. Хитроумным маневром он отрезал объединенные силы имперцев под Виттштоком на реке Доссе, притоке Хафеля. Там 4 октября 1636 года имперцы заняли позиции на холме, защищенном от войск Банера длинным и узким перелеском, окопались, установили батареи и огородили их повозками. План Банера заключался в том, чтобы вытащить их с сильной позиции и окружить на равнине. Соответственно, они с Торстенссоном условились пройти через лес с половиной кавалерии и выманить врага, появившись на нижних склонах холма как бы совершенно беззащитными. Тем временем Лесли с пехотой и Кинг с остальной кавалерией должны были под покровом леса обойти неприятеля и внезапно ударить по нему с фланга и тыла.

Изобретательный план едва не сорвался. Подходя, Банер действительно привлек внимание врага, но атака имперцев оказалась убийственной, шведские войска значительно уступали в численности, а Лесли и Кинга пришлось дожидаться невыносимо долго [84] Общая численность шведской армии составляла 15 тысяч, имперской 23 тысячи. . Когда же подошел Лесли с пехотой и стал громить фланг имперцев, он лишь дал Банеру и Торстенссону столь нужную передышку, но не выбил имперские батареи с вершины холма. Кинг обнаружил, что местность непроходима, пошел в обход длинным путем и появился в тот самый миг, когда Лесли и Банер подумали было, что все потеряно. Он успел как раз вовремя, и после его подхода битва закончилась в считаные минуты; атакованные с трех сторон, командиры врага предпочли бежать, лишь бы не сдаваться. 19 штандартов и 133 орудия со всем обозом и недавно пополненными запасами оружия остались брошенными на вершине холма [85] Имперцы потеряли, помимо артиллерии, 5 тысяч убитыми и 2 тысячи пленными. Потери шведской армии – более 3 тысяч убитыми и ранеными. . Порох не попал в руки шведов только потому, что его взорвали прямо в повозках.

С точки зрения тактики план Банера был рискованным и дорогостоящим, но окончился успехом, и, хотя эта победа не встала наравне с судьбоносными завоеваниями при Нёрдлингене, Лютцене или Брейтенфельде, в народной молве она многое сделала для того, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию шведов. Что еще важнее, она нанесла урон военной мощи саксонцев и оставила без защиты некомпетентного Георга-Вильгельма Бранденбургского. Его земли вскоре были оккупированы, а к маю 1637 года шведские войска уже быстро продвигались к границе возле Торгау и даже угрожали терроризировать Иоганна-Георга. Шведы едва не взяли Лейпциг, а на западе их авангард дошел почти до Тюрингии и занял Эрфурт.

Возрождение шведской боеспособности отчасти объясняется переменами в стокгольмском правительстве. Оксеншерна предоставил заниматься германскими делами Ришелье, поскольку не имел возможности поступить иначе, и вернулся на родину, чтобы крепкой рукой взяться за управление. По прибытии в столицу он обнаружил, что королева-мать с кликой подпевал уже собиралась отдать свою дочь в жены датскому принцу; а до тех пор она поселилась в комнате, где даже окна были задернуты черными шторами, и собиралась замуровать там Кристину до совершеннолетия без иных развлечений, кроме компании шутов и карликов, чьи кривляния вызывали у юной королевы одно только отвращение. Аксель Оксеншерна спас Кристину и от брака, и от заточения. Своими стараниями он заслужил вечную и порой результативную ненависть королевы-матери, но и благодарность маленькой королевы, которая в будущем, когда Кристина стала умной взрослой женщиной с собственной политикой, часто защищала канцлера от ее опалы.