Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Вторжение в Чехию и наступление французов по Дунаю были временно остановлены, но ни имперские войска, ни имперская дипломатия не смогли остановить дезертирство германских союзников. Уже в июне 1644 года Фридрих-Вильгельм Бранденбургский заключил мир со Швецией; их договор оставил Иоганна-Георга в одиночестве противостоять Торстенссону на северо-востоке, а Фердинанду III не хватало сил, чтобы прислать войска ему на помощь. Родные Иоганна-Георга давно уже не одобряли его склонность к императору и уговаривали его последовать примеру Бранденбурга, а Торстенссон, желая воспользоваться удачно подвернувшимся шансом освободить свой тыл и фланг от угрозы со стороны неприятеля, предлагал хорошие условия. Предварительное перемирие было заключено в Кётшенброде в августе 1645 года.

Это устранение последней преграды против наступления шведов на земли Габсбургов нанесло Фердинанду сокрушительный удар. Хуже того, оно ослабило и без того уже непрочную преданность Максимилиана, который был слишком прагматичен для того, чтобы в одиночку оставаться на тонущем корабле. Через своего делегата в Мюнстере он уже намекнул, что готов согласиться на любой сепаратный мир при условии, что его интересы будут учтены должным образом, и французское правительство, которое никогда полностью не прекращало стараний заполучить его в качестве союзника против Габсбурга, с радостью воспользовалось новой возможностью. Императорский альянс, неуклонно слабевший в последние два года, весной 1646 года повис на волоске, и этот факт не мог не сказаться на переговорах в Мюнстере.

В это время, когда удача отвернулась от императора, поздним вечером 29 ноября 1645 года граф фон Траутмансдорф инкогнито въехал в Мюнстер с личными указаниями императора. О своем приезде он официально сообщил лишь на следующее утро, и его хитроумие положительно оценили обе стороны. Главный французский посол Лонгвиль въехал в город с большой помпой, чем раздосадовал своих оппонентов. Испанский посол Пеньяранда выставил себя на посмешище: его торжественный въезд с недостаточно многочисленной свитой пришелся на проливной дождь, так что бургомистру и советникам, которые вышли его встречать, пришлось сильно торопиться, а их лучшая одежда насквозь пропотела под водонепроницаемыми плащами, так что его кортеж показал себя не с лучшей стороны. Только одна карета не была плотно закрыта, и оттуда высовывался один элегантный дипломат, изящно кланяясь редким зевакам, пока одним из своих грациозных жестов не опрокинул стопку глиняной посуды, выставленной на продажу на узенькой улочке, так что она с грохотом повалилась на землю, после чего он торопливо скрылся в глубине своего экипажа. Траутмансдорф своим тайным приездом сумел не вызвать ни зависти, ни насмешек и дал оппонентам понять, что их ждет встреча с человеком практическим и без претензий.

Первый визит он нанес испанским, затем французским послам; вторые уже готовы были оскорбиться таким пренебрежением, но немец почти сразу же обезоружил их своим добродушием. Они увидели перед собой грузного великана, поразительно некрасивого, во внешности которого не было ничего аристократического; у него был плоский нос, высокие скулы и темные, глубоко посаженные глаза под густыми насупленными бровями, на голове – потрепанный парик с зачесанной на лоб челкой, нависавшей над бровями. Несмотря на такую незаурядную внешность, Траутмансдорф, по-видимому, произвел впечатление на испанцев и французов, а позднее и шведов как прямолинейный и одаренный человек, знающий, чего хочет его государь.

Сам его приезд стал окончательным доказательством того, что император перестал колебаться, поскольку Траутмансдорф был ближайшим другом Фердинанда III; с самой смерти Эггенберга он был главным министром государства и первым советником Фердинанда III, как только будущий император повзрослел. Если уж кто и мог правильно истолковать реакцию императора на каждое новое событие в Мюнстере и действовать соответственно, то это был Траутмансдорф. Больше того, он никогда не принадлежал к происпанской партии в Вене; напротив, он упорно противостоял ей, к неудовольствию императрицы. Поэтому его приезд свидетельствовал не только о стремлении Фердинанда III к миру, но и об отказе отстаивать испанские интересы.

Траутмансдорф обнаружил, что французские и имперские послы уже обменялись взаимными требованиями и зашли в тупик, споткнувшись об Эльзас. Фердинанд III объявил, что ни при каких обстоятельствах не уступит Эльзас французской короне, и дело с концом. В своей первой беседе с д’Аво и Сервьеном Траутмансдорф предложил взамен Пинероло, Муайянвик в Лотарингии, Мец, Туль и Верден. Этого явно было недостаточно, учитывая загнанное состояние Фердинанда III, но, прежде чем дать французам понять, что он готов уступить еще немного, Траутмансдорф поехал в Оснабрюк и в последний раз попытался уговорить шведов на сепаратный мир.

Французы заподозрили о его махинациях, узнав вскоре, что их агента в Оснабрюке, месье де ла Барда, не допустили присутствовать на обсуждении, и этот факт они нашли чрезвычайно тревожным. Но им не о чем было беспокоиться; единственное, чем можно было бы подкупить шведов, чтобы они сепаратно вышли из войны, это Померания, а ее император не мог уступить им без разрешения Бранденбурга; упрашивая курфюрста согласиться и положиться на щедрость императора, который даст ему достаточное возмещение, Фердинанд III также тайно написал Траутмансдорфу, проинструктировав его уступить Эльзас Франции, если Швеция и Бранденбург не поддадутся на уговоры.

Развязку ускорил представитель Максимилиана. В разговоре с Траутмансдорфом 24 марта 1646 года он снова пригрозил заключить сепаратный мир с Францией, если император не предложит приемлемых условий. Расчеты Максимилиана были, как всегда, просты и корыстны: его посол в Париже упирал на то, что он «стар и сломлен, а его дети малы» и что он хочет дожить до заключения мира, но в первую очередь нуждается в том, чтобы французы защитили его от шведов и их протеже курфюрста Пфальцского, и ради этого он готов сослужить Франции добрую службу. Все это время он демонстрировал полное безразличие к целостности империи. Это был уже третий раз за последние два года, когда Максимилиан угрожал оставить императора, и Траутмансдорф серьезно отнесся к его обещанию. Через две недели он предложил французам Эльзас. Но и этого им не хватило; Сервьен и д’Аво сразу же запросили еще и Брайзах-ам-Райн. Город находился на другом берегу Рейна, но французы его завоевали и намеревались оставить при себе. Траутмансдорф негодовал, но поделать ничего не мог. Дважды в течение месяца баварский делегат опять грозил сепаратным миром; шведы овладели всей Северной Германией, захватили католическое епископство Падерборн и, по слухам, шли к Мюнстеру, чтобы запугать партию императора, а в Оснабрюке Витгенштейн, представитель курфюрста Бранденбургского, источал желчь в бесконечных спорах о Померании.