Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Французская дипломатия исходила из двух предпосылок: первой и правильной – о том, что Фридрих не сможет удержать Чехию; и второй – что уния, избавившись от угрозы со стороны лиги, станет защищать Рейн от нападения испанцев. Ульмский договор был призван нейтрализовать опасность, которой подверглись сторонники германских свобод из-за опрометчивого решения Фридриха; пусть он один страдает за свою глупость, а победа Габсбургов со всеми ее последствиями ограничится Чехией. Эти расчеты могли бы оказаться весьма разумными, если бы участники унии повели себя в соответствии с ожиданиями французского правительства, однако те воспользовались договором для оправдания своего полного бездействия, и французские министры слишком поздно поняли, что их дипломатия лишь устранила последнее препятствие перед врагами Фридриха, не защитив при этом Рейн.

Почти одновременно с заключением договора правители испанских Нидерландов сообщили королю Франции, что Спинола готовится идти на Пфальц. В Мадриде и Брюсселе были сомнения насчет того, как Людовик XIII воспримет такое известие; и этот добрый католик не выразил никакого неудовольствия. Его советники были уверены, что уния предотвратит опасность; лишь позже они узнали от своих эмиссаров, отправившихся из Ульма в Вену, что весь императорский дом с потрохами продался испанцам, что испанский посол вертит императором, как хочет, а их собственный проект по компромиссному урегулированию чешского вопроса еле выслушали только из вежливости. Было уже слишком поздно выступать с новыми инициативами, поскольку в самой Франции интриги королевы-матери и восстание гугенотов достигли критической точки, и французское правительство, невзначай разрушив последнюю преграду перед наступлением Габсбургов, выпало из европейской политики на ближайшие три года.

Тем временем династия Габсбургов постепенно консолидировала силы для поддержки низложенного Фердинанда.

Подозрительный, настороженный, сомневаясь в способности Фердинанда удержать Чехию, даже если ее вернут ему, опасаясь растущей нищеты и недовольства в собственной стране, король Испании Филипп III первое время колебался. Он хотел приберечь свои силы для возобновления войны с голландцами. В Нидерландах, находившихся ближе к месту событий, эрцгерцог Альбрехт и его советники видели более ясную картину. Для них после того, как Фридрих захватил корону, дело Фердинанда открылось совершенно в ином свете: возможно, у них никогда уже не появится другого предлога для вторжения в Пфальц – опаснейший протестантский форпост на Рейне. Нельзя было допустить, чтобы летаргия Филиппа III встала между Спинолой и его далекоидущими стратегическими планами.

Амброзио Спинола, генуэзский дворянин и прирожденный воин, сделал себе имя, сражаясь против принца Морица Оранского в первые годы столетия. Политические карикатуристы изображали его в виде громадного паука, опутавшего своей паутиной протестантскую Европу. На самом деле он думал только о грядущей войне с голландцами, мало спал, ел умеренно и что придется, трудился по 18 часов в день и большую часть личного состояния тратил на улучшение армии. Одиннадцать лет после перемирия с голландцами он строил планы их окончательного поражения; Европа для него была не более чем преградой к решению собственной проблемы, а проблема заключалась в контроле над Рейном. При первых же слухах о беспорядках в Германии он попытался получить голос в военных планах лиги. Как только стало известно о выборах Фридриха, он начал набирать и сосредотачивать войска из Испании и испанской Италии, Милана, Нидерландов и Эльзаса. За три года до того, в 1617 году, Фердинанд купил поддержку своей кандидатуры на имперский трон, предложив испанцам часть Эльзаса; теперь же, торопясь заручиться военной помощью, он предложил еще больше. Спинола действовал исходя из того, что, если он захватит земли Фридриха на Рейне, часть их отойдет к Испании, и тогда падет протестантская преграда между источником его военной мощи и его целью.

Фридрих утратил право на свои земли, умышленно нарушив имперский мир, и император получил возможность раздать их своим друзьям. На бумаге это выглядело вполне прилично, а если на самом деле прямо противоречило клятве, которую принес Фердинанд, когда надевал императорскую корону, – клятве не распоряжаться немецкими землями без санкции рейхстага, – то вопросы законности всегда можно было уладить позже. Решение о вторжении в Пфальц было принято в Брюсселе до конца 1619 года, договор между Фердинандом и правительством Испании подписан в феврале 1620-го, а приказ Мадрида, по которому Спинола в итоге получил возможность выступить, датирован 23 июня. Еще до того, как приказ добрался до него, французы добились заключения Ульмского договора, уния отозвала свою армию, и Рейнская область была открыта для всех желающих.

Последние 10 лет публицисты предупреждали об испанской угрозе; больше десяти лет независимые правители Германии боялись усиления императорской власти и посягательства на их свободы. Христиан Анхальтский рассчитывал на то, что страхи заставят большинство правителей встать на сторону Фридриха. Неужели они оказались настолько слепы, что в решающий миг не сумели разгадать намерений Спинолы, Фердинанда и испанского короля, даже если и не ведали о них?

Князья и другие правители не были слепы. При императорском дворе все знали, что два главных советника Фердинанда – Эггенберг и Гаррах – находятся под испанским влиянием и ни одно решение не принимается без совета с испанским послом Оньяте. Ни один влиятельный правитель не мог быть настолько плохо осведомлен, чтобы проигнорировать тот факт, что Спинола собирает войска, или настолько глуп, чтобы думать, будто тот делает это ради собственного развлечения.

Князья унии откровенно боялись действовать; единственное, к чему они стремились, это доказать свою непричастность к мятежу Фридриха. Но курфюрсты Саксонии и Бранденбурга и герцог Баварский – лютеранин, кальвинист и католик – в то или иное время объявляли себя верными защитниками конституции. Неужели никто из них не понимал, что конституция империи в опасности?

Курфюрст Бранденбургский мог найти себе оправдание. Георг-Вильгельм, старший сын в семье и кальвинист, стал преемником своего отца-кальвиниста в Рождество 1619 года. Мать-лютеранка решила свергнуть его с престола в пользу своего второго сына-лютеранина и заручилась помощью Иоганна-Георга Саксонского. Молодой курфюрст, половина подданных которого готова была восстать против него, обратился за поддержкой к королю соседней Польши Сигизмунду III. Его мать немедленно устроила так, чтобы ее старшая дочь без согласия брата вышла замуж за короля Швеции Густава II Адольфа, заклятого врага польского короля. Отрезанный от Польши, Георг-Вильгельм предложил помощь чехам в надежде, что они, в свою очередь, помогут ему. Курфюрст Саксонский тут же пригрозил вторгнуться в Бранденбург и поднять против него все лютеранское население. Георгу-Вильгельму не осталось ничего иного, кроме как угодливо сдаться за милость Иоганна-Георга и делать что велено.