Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

У поведения курфюрста Саксонского не было столь очевидного извинения. Как бы он ни завидовал Фридриху, как бы ни возмущался тем, что королем выбрали не его, будучи протестантом и конституционным правителем, он должен был поддержать новую монархию в борьбе с католической тиранией. Если он дорожил германскими свободами, то не мог оставаться в бездействии, пока Фридриха крушили войска из Испании и Фландрии.

Иоганн-Георг Саксонский не был бескорыстен; стремление к личной выгоде бросало уродливую тень на многие его поступки, но все же он был искренним приверженцем германских свобод. Он видел, что Фридрих своей вызывающей узурпацией чешского трона подверг протестантов и конституционалистов серьезному, а может статься, и смертельному риску. Поэтому он поставил себе цель исправить ошибку Фридриха. И этой цели он добивался или попытался добиться тем, что отвернулся от Фридриха. На собрании в Мюльхаузене (Мюлузе) он показал, что не одобряет захвата короны. Вскоре после этого он подписал договор с Фердинандом, по которому в обмен на свое вооруженное вмешательство получал гарантию религиозной свободы для лютеран в Чехии и признания всех секуляризованных церковных земель в округах Нижней и Верхней Саксонии. Оправдание этого неожиданного шага, который друзья Фридриха расценили как самое бессердечное предательство, заключалось в том, что

Иоганн-Георг, видя угрозу со стороны Испании, избрал наилучший способ защиты – сделать так, чтобы в испанской помощи необходимость отпала. Фердинанд, восстановленный на троне Чехии как ее законный монарх силами самих германских протестантов, Фердинанд, обязанный своей императорской властью верности германского князя, будет в тысячу раз менее опасен, чем Фердинанд, вернувшийся с помощью испанских войск и своей собственной династии.

Таковы были не только будущие оправдания, но, пожалуй, и фактические причины действий Иоганна-Георга. К несчастью, его династические амбиции оказались сильнее политических инстинктов. Гарантии лютеранской веры в Чехии и признание секуляризованных земель в Северной Германии были основами политики Иоганна-Георга как конституционалиста и протестанта; но, к сожалению, он также попросил передать Лаузиц (Лужицы) Саксонии. Это корыстное условие ослабило его позицию, неуязвимую во всем остальном.

Максимилиан Баварский, католический визави Иоганна-Георга, в своем договоре с Фердинандом в октябре предыдущего года исходил из тех же соображений. Он тоже стремился к тому, чтобы император вернулся на трон при помощи германского, а не испанского оружия, и тоже споткнулся о свои династические амбиции, потребовав себе в награду курфюршество Фридриха.

Несмотря на то что Иоганн-Георг и Максимилиан находились под влиянием одних и тех же идей, династические амбиции помешали им объединиться. Услышав о соглашении Иоганна-Георга, Максимилиан настолько возревновал, что удовлетворился только обещанием того, что лично возглавит военные действия в Чехии, тогда как Иоганн-Георг ограничится вторжением в Силезию и Лаузиц (Лужицы).

Эти половинчатые патриоты, хватаясь за любую возможность получить скорую выгоду, свели к нулю всякую возможность выработки общего политического курса. Ни тот ни другой оказались не в состоянии осознать, что, торгуясь с Фердинандом за земли и титулы, они дали ему в руки опасный мандат на то, чтобы делить империю и распоряжаться ею, как ему вздумается. Ни тот ни другой не понимали, что Фердинанд, принимая их помощь, не отказывается от испанской, а кроме того, не берет на себя никаких обязательств относительно земель Фридриха на Рейне.

Трагедия Фридриха быстро приближалась к развязке. Некоторые предсказатели из католиков выражали надежды, что он будет «королем на одну зиму», но, хотя на его счету уже были весна и лето, с каждым месяцем появлялись все новые признаки надвигающейся катастрофы. В начале года он побывал в главных областях своего нового королевства, и его с восторгом приветствовали в Брюнне (Брно) в Моравии, Баутцене в Лужицах и Бреслау (Вроцлаве) в Силезии. Однако в Ольмюце (Оломоуце) властям пришлось согнать в зал, где принимали короля, толпу крестьян и солдат, чтобы он не заметил отсутствия католического дворянства. Фридрих не догадывался о том, что половина его подданных в этом городе ненавидит его, потому что его приверженцы осквернили их церкви. Он наивно планировал будущие выезды на охоту вместе со своей королевой; его уговорили оставить ее в Праге на холодное время года. «II m’ennuie fort de coucher seul» [26] Мне надоело спать одному ( фр .). , – сетовал он в своих письмах.

Мало-помалу Фридрих начал осознавать опасность. В ночь его прибытия в Брюнн (Брно) границу в ответ на призыв Фердинанда перешел контингент польских войск, и горизонт окрасился далеким заревом пылающих деревень. Он не говорил об этом в письмах к Елизавете, жалуясь лишь на то, что очень устал – «l’esprit rompu» [27] Мой дух сломлен (фр.). .

У него хватало причин для того, чтобы сломить и более твердый дух. Друзья предавали его со всех сторон, а энтузиазм подданных испарялся вместе с его надеждами. Они избрали его не из любви к нему, а ради помощи, которую он мог им оказать, а он ничего не сделал. Поначалу его личных средств хватило на то, чтобы увеличить чешскую армию на 7 тысяч человек, но уже в марте 1620 года он обратился с просьбой о займе аж в самый Лондон, а в середине лета закладывал драгоценности и вымогал наличные деньги у евреев и католиков. Его войска оказались в отчаянных условиях; деморализованные сыпным тифом, безденежьем и голодом, не имея уверенности в будущем, они полностью опустошили страну. Эпизодические казни преступников, которые проводил Христиан Анхальтский, ни к чему не привели, и кое-где крестьяне устраивали самосуды и мятежи. Попытки организовать конскрипцию провалились: в Силезии удалось собрать только 400 кавалеристов, притом никуда не годных, а в моравском Ольмюце (Оломоуце) для рекрутов-крестьян не нашлось офицеров, готовых ими командовать, и они через несколько дней разошлись по домам.

В условиях нехватки лошадей, артиллерии и средств Эрнст фон Мансфельд все еще занимал для Фридриха Пильзен (Пльзень). Летом он отправился в Прагу в поисках жалованья для своих людей. За ним на некотором расстоянии следовал полк, распущенный им из-за отсутствия денег. Во главе с озлобленными офицерами они ворвались в Прагу и окружили дом Фридриха, так что ему пришлось с холодным оружием в руках прорубать себе выход и звать на помощь королевских лейб-гвардейцев. Беспорядки создавали не только эти расформированные части, ибо офицеры призывной армии пользовались любыми предлогами, чтобы бросить свои тающие войска и шататься по улицам и тавернам столицы.