Эрнест Лависс - Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Однако статуты гораздо точнее определяли обязанности учеников, чем обязанности мастеров. В XIV в. прево Шатле внушает фабриканту дрожжей, что сам он может бить своего ученика, если считает это необходимым, но не может передавать этого права своей жене. Так как статуты в принципе допускали телесное наказание, то этот способ исправления неминуемо должен был приводить иногда к уголовным преступлениям. Документы, особенно XIV в., содержат немало таких примеров: один парижский ювелир избил своего ученика связкой ключей, и у того оказалась дыра в черепе и две шишки; некая Изабелла Берод повторяла на смертном одре, что умирает вследствие жестокого обращения с нею, что ее хозяин бил ее и топтал ногами.

Рабочий.Ученик почти не причислялся к цеху; зато он вступал в него вполне, лишь только кончал свое учение и становился valet, то есть рабочим. Число рабочих, которых мог нанимать мастер, не было ограничено: ограничений, которыми было обставлено поступление в выучку, было вполне достаточно для предупреждения избытка рабочих рук. Если некоторые статуты и запрещали патрону нанимать много рабочих, то лишь для того, чтобы наиболее богатые фабриканты не могли сосредоточить все производство в своих руках. В мастерские нанимались и пришлые рабочие, но для этого они должны были представлять свидетельство о прохождении курса выучки и отпускной билет от своих хозяев и подчиняться обрядам и обычаям цеха, в который они вступали. Некоторые корпорации ставили им еще особые условия: фабриканты застежек в Париже принимали провинциальных рабочих и подмастерьев лишь в том случае, если они уже работали раньше 8 или 9 лет, а пирожники не принимали такого рабочего, который не мог сделать в день тысячу маленьких пирожков, так называемых nielles. Наконец, почти все статуты отказывали в приеме рабочим, известным своей дурной жизнью. Средневековый ремесленник любил путешествовать; уже в XIV в. ордонансы упоминают о множестве мастеровых, переходивших из города в город, «чтобы учиться, видеть и узнавать друг друга».

Способ поступления на службу был крайне прост: не существовало ни контор, ни бирж — все делалось на площади. Под страхом денежной пени рабочие каждое утро являлись на свое сборное место (обычно на перекресток) и там ждали нанимателя; в тех профессиях, где рабочий нанимался на неделю, как например, у сен-дениских ткачей, эти собрания происходили не ежедневно, а еженедельно. Рабочие могли наниматься только к мастеру, и статуты запрещали им предлагать свои услуги прямо публике. Этот обычай, благодаря которому в один день и час и на одном месте собирались все наемники одного и того же цеха, чрезвычайно облегчал организацию союзов и стачек; они легко могли сговариваться и поддерживать друг друга. Так иногда и случалось, и именно поэтому в середине XIII в. руанским ткачам навсегда было запрещено собираться в том месте, куда они обыкновенно сходились. «Каждый раз, когда они собирались на указанном месте для найма, — писал руанский бальи в 1285 г., — они затевали сборища и заговоры, беззаконно и произвольно повышали плату и делали много других дурных дел, которые наносили вред общине суконщиков и всему городу Руану».

Статуты точно определяли обязанности рабочего. Он нанимался на один день, на неделю или на год. До конца срока он не мог покидать своего хозяина под страхом штрафа, и патрон, нанимавший такого рабочего, со своей стороны подвергался наказанию. Рабочий мог заключать новый контракт лишь за месяц до окончания срока своей службы. Как правило, он жил отдельно и на своих харчах; изредка рабочий получал стол и квартиру от хозяина; но он не имел права работать у себя на дому, потому что домашняя работа шла вразрез с подозрительным характером этого промышленного законодательства. Рабочий день был велик — он продолжался от восхода до заката солнца; таким образом, он колебался, смотря по времени года, между 16 и 18,5 часа; отсюда надо вычесть время для еды. Но относительно этого пункта в некоторых цехах существовали особые правила. В XIV в. валяльщики работали зимой с шести часов утра до пяти часов дня, летом — с пяти часов утра до семи вечера, то есть их рабочий день состоял то из одиннадцати, то из четырнадцати часов. Хотя ночная работа была вообще запрещена, но в некоторых производствах рабочие работали и после сумерек, а на vespree (ночная работа), которая кончалась поздно ночью, они нанимались отдельно и брали за нее особую плату. Но наиболее странен был порядок, которого придерживались стригуны-суконщики в Париже: с октября по февраль они садились за работу в полночь; на заре они отдыхали полчаса; в девять часов им давался час на завтрак; с часу до двух пополудни они обедали и затем снова работали до захода солнца; в общем это составляло свыше 13,5 часа действительной работы. Остальную часть года их рабочий день продолжался от восхода солнца до сумерек. Позднее это изнурительное распределение работы было оставлено, и, несмотря на оппозицию хозяев, зимний рабочий день стригуна был уменьшен до 9,5 часа действительной работы. Мастерские открывались и закрывались по сигналу, который давал приходский колокол или общественный глашатай; в промышленных городах вроде Амьена или Турне существовал особый колокол, который призывал рабочих на работу и возвещал им отдых и конец рабочего дня. Наконец, рабочие обязаны были вести нравственную жизнь: корпорации исключали из своей среды воров, убийц, гуляк и мастеровых, живших в незаконной связи; если в цехе оказывался такой недостойный член, то товарищи должны были заявлять об этом, и никто уже не соглашался принимать его.

Взамен этих многочисленных обязанностей рабочий обладал также некоторыми правами. Он был огражден от конкуренции со стороны; в некоторых цехах было запрещено нанимать иногороднего, пока хотя бы один член корпорации оставался свободным; точно так же мастерам было запрещено пользоваться в своем ремесле услугами своей жены или соседей, чтобы избежать этим найма рабочих; хозяин не мог отказать рабочему, не доказав, что имеет на это законные причины. В 1321 г. рабочие-валяльщики принесли в суд жалобу на своих патронов, которые брали слишком много учеников, нанимали пришлых людей и помогали друг другу растягивать ткани на веревках; они получили удовлетворение по всем пунктам, и хозяева на будущее время отказались от этих уловок. Это были драгоценные гарантии. Если труд рабочего был тяжел, то, по крайней мере, раз он был включен в корпорацию, за ним признавали право на труд.

Патронат.Точно так же путь к получению звания мастера был открыт для него. Доступ к этому званию еще не был обставлен ограничениями, и происхождение кандидата не подлежало никаким условиям. Только лавки Большой бойни в Париже принадлежали одним и тем же фамилиям и переходили от отца к сыну; остальные же корпорации еще не были достоянием наследственных каст. Чтобы достигнуть патроната, достаточно было пройти курс выучки, а в некоторых корпорациях — еще прослужить год рабочим. Однако в течение XIII в. установился обычай требовать от кандидата в мастера доказательств его знакомства с делом; он подвергался экзамену или показывал пробу своего искусства, иногда и то, и другое. Экзамен и изготовление образца были двумя различными испытаниями: первый касался профессии в целом и показывал, знаком ли кандидат с ее теоретической стороной; второе испытание имело целью обнаружить степень его практических познаний. Экзамен производился в присутствии присяжных экспертов, которые в случае успешности испытания выдавали кандидату удостоверение. Практическое испытание, которое было довольно частым в эпоху Этьена Буало, сделалось общераспространенным лишь во второй половине XIV в. В то время эта работа была еще не так сложна, как впоследствии; она требовала незначительных расходов и не представляла большой трудности: канатчик должен был сделать хорошую веревку, башмачник — починить три башмака, седельник должен был сделать седло с набором или недорогую сбрую. Этот образец изготовлялся кандидатом в присутствии экспертов и в мастерской одного из них, иногда также в присутствии нескольких почетных членов цеха. Наконец, кандидату оставалось исполнить еще некоторые денежные обязательства: так, иногда он должен был покупать ремесло — это значило, что ремесленник, только что освободившийся от уз рабства, должен был уплачивать своему сеньору известную сумму за право работать на свободе. Если большинство корпораций в конце концов избавились от этого обязательства или даже никогда не несли его на себе, то все же из ста общин, статуты которых были зарегистрированы Этьеном Буало, в двадцати звание мастера покупалось. Впрочем, этот выкуп был невелик; фискальная система монархии еще не была развита. Кандидат в мастера платил не только королю или сеньору, но нес повинности и по отношению к корпорации: он делал экспертам подарки, называвшиеся часто gants , и вознаграждал свидетелей продажи. Иногда эти повинности назывались past et abeuvrement, то есть пир и легкий завтрак, и тогда выплачивались или деньгами, или натурой [7]. Таковы были главные обязательства, которые налагались на кандидата в мастера; в общем они были не очень обременительны. Впрочем, в Германии они должны были быть женаты и владеть известным состоянием; в Лондоне, чтобы открыть булочную, нужно было обладать оборотным капиталом в 40 шиллингов. Во Франции таких условий не существовало; здесь господствовало такое правило: «Кто хочет принадлежать к известному цеху, может это сделать, лишь бы он знал ремесло и имел нужные средства». Доступ к патронату был открыт всем.