Федор Плевако - И печенеги терзали Россию, и половцы. Лучшие речи великого адвоката

Этот нежданный друг, вместо того чтобы, благодаря высшему развитию, стоять за соблюдение долга и нравственного закона, старался разрушить семью. Целое семейное счастье, с радостями мужа и жены, отца и детей, этот человек хотел принести в жертву минутного сладострастия, минутного удовлетворения своей потребности, погубить навсегда, безвозвратно – потому что павшая и затем раскаявшаяся жена никакими слезами не заставит мужа позабыть оскорбление, нанесенное ему.

Если же люди узнали, что в их дом под видом друга вошел обольститель, и если против этого обольстителя приняты меры, которые немного не сошлись с требованиями закона, то такие люди, ввиду страшного несчастия, которое угрожало им, заслуживают той доли внимания и участия, какого заслуживает человек, когда он в бедствии ополчается на своих врагов…

Речь в защиту Горнштейна,

обвиняемого в поджоге

Господа судьи и присяжные заседатели!

В делах о преступлениях, называемых тяжкими преступлениями, закон, вверенный в руки надежных его хранителей, не терпит внесения жалости…

Правда, и при наличии таких преступлений защитники часто обращаются к вам с просьбой о милости, но при решении настоящего дела я прошу у вас лишь соблюдения трех условий: законности, здравого смысла и совести.

Бесспорно, преступление – вещь нетерпимая, и мы должны быть очень благодарны власти, стремящейся его пресечь и покарать.

Но смею думать, что в стремлении своем и люди, и власть часто ошибаются…

А потому необходимо, чтобы при решении вопроса о преступлении мы не заходили слишком далеко в рвении, часто влекущем за собой ошибки.

А тот случай, который надлежит вам обсудить, есть, несомненно, случай излишнего рвения власти.

Сейчас я познакомлю вас с законной точкой зрения на возникающий в настоящем деле вопрос, и если я погрешу против этой законной точки зрения, то здесь есть кому меня исправить…

Закон карает только злых людей… Но ведь их очень много!..

Поэтому карает он их только тогда, когда они сделают незаконное дело.

Если же человек обнаружит только намерение совершить что-нибудь, но не осуществит своего намерения, то закон не тронет его. Не тронет даже тогда, когда случайные, не зависящие от человека и его воли обстоятельства помешают ему совершить проступок.

Закон прикоснется к человеку только тогда, когда намерение его перейдет в злое дело.

Я объясню это на примере.

Предположим, что я получаю телеграмму, в которой написано, что мой управляющий застраховал какую-либо мою постройку. Пользуясь удобным случаем, я сжигаю ее. А через полчаса получаю письмо, из которого вижу, что в телеграмму вкралась ошибка и управляющий сообщал, что он не успел застраховать постройку…

Я, несомненно, обнаружил злое намерение; я сжег постройку с преступной целью; но обстоятельства помешали этой цели осуществиться, и никто меня пальцем не тронет. Только тогда, когда я затрагиваю чужие интересы, – только тогда совершаю я преступление.

Что же мы встречаем здесь?

Обвинительный акт начинается – и следствие ничего против этого не возражает – с того, что человек с корыстной целью поджег склад, хотя страховой полис за 2 часа до пожара потерял свою силу.

Налицо был незастрахованный склад, уничтожением которого убыток мог быть нанесен только карману самого Горнштейна.

Все это чувствуют и прекрасно сознают, а поэтому представляют всевозможные доводы, чтобы доказать, что все-таки Горнштейн сделал зло другому.

Пытаются применить к нему ст. 1612 Уложения о наказаниях, основываясь на единственном факте – выдаче в некоторых случаях вознаграждения в течение трех дней по окончании срока страховки.

Но припомните, что агенты общества говорят: выдаем, когда хотим… Это уже – не право на вознаграждение, это – милость…

Поджигатели такого рода похожи на матерей, уродующих своих детей в надежде получить побольше милостыни…

Я понимаю дилемму: я поджигаю – мне должны заплатить. Но здесь платить никто не был должен, здесь можно было рассчитывать только на подачку. Прошу вас обратить внимание на эту особенность, имеющую для подсудимого огромное значение.

Ваше дело сказать правду – и мы ее требуем от вас!

Скажите: когда совершился факт поджога?

Вы должны ответить, что после окончания срока действия полиса.

Здесь нет преступления, караемого ст. 1612 Уложения о наказаниях, – здесь наказание лежит в самом преступлении, как это имеет место при самоубийстве.

В уголовном праве – в той науке, которой мы руководствуемся – такое преступление называется преступлением над негодным предметом.

Вот вам пример.

Идет человек с самыми злыми намерениями: идет, положим, взорвать на воздух кого-нибудь… Совершает взрыв и вдруг узнает, что тот человек, по отношению к которому он собирался совершить страшное преступление, накануне умер.

Его, быть может, накажут за стрельбу в публичном месте, за разрушение какой-нибудь кибитки, но его не накажут за лишение жизни.

Далее: я – человек, которому сказали, что ему заплатили вчера жалование фальшивыми деньгами. Но мне нужны деньги, и я решаюсь идти их менять. А потом оказывается, что дали мне самые настоящие деньги.

В душе я – преступник: я имел твердое намерение разменять фальшивые деньги, но я – преступник только в душе, я только душу себе испортил, только ее загрязнил…

Точно такое преступление приписывается Горнштейну.

Промежуток времени здесь не важен: два ли часа, две ли минуты прошло по окончании срока страховки, это – безразлично; довольно того, что срок права на получение вознаграждения кончился.

Если бы даже Горнштейн думал совершить поджог, имел самое твердое намерение сделать это – все равно он не наказуем.

Но было ли здесь намерение?

Пожар возникает тотчас после окончания страховки. Я думаю, нужно быть безумным, чтобы совершить поджог в такое время. И кажется мне, что преступник легко мог додуматься до того, что уж если идти на преступление, так идти в такой день, когда не будет возникать сомнений… Ведь не ребенок же он?!

Обвинитель находит подтверждение своим положениям, ссылаясь на неоднократные случаи пожара, бывшие у Горнштейна. Нам говорят, что в этом видна какая-то политика.

Но, господа, если видеть в этом политику, то ведь нельзя же забывать и об уме, а приемы предполагаемого преступника прямо нелепы.

Обратите внимание на завод, сгоревший в Лапине. Этот завод был передан на особых условиях: расплата производилась векселями. До окончания расплаты Горнштейн оставался собственником завода. Переход его мог совершиться только по уплате всей суммы долга. При таких условиях страховое общество не должно было выдавать вознаграждение. Наш кассационный суд по делу Крылова с казной – по делу, любопытному, между прочим, тем, что пришлось подавать девять кассационных жалоб, прежде чем суд удовлетворил мое требование, – разъяснил, что арендатор может страховать постройки…