Александр Радаев - Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры

Если верить Плутарху, традиция, согласно которой жених вносит невесту в новый дом на руках, зародилась у римлян в первые десятилетия после основания Вечного города.

Ромул, желая населить и расширить Рим, принимал в число граждан любых переселенцев, разбойников, бродяг и беглых рабов. Понятно, что среди такого контингента женщин было немного, так что демографические перспективы Рима выглядели уныло.

И Ромул придумал вот что: римляне устроили праздник, заманили на него жившее по соседству племя сабинян и похитили пришедших со своими семьями незамужних девушек. Похищенных и, вероятно, брыкающихся девиц заносили в дома на руках – отсюда и традиция. Такая вот романтика.

Впрочем, особое отношение к порогу в фольклоре имеет куда более древние корни. Приметы не передавать через порог деньги, не прощаться через порог, не здороваться и не целоваться через порог – явления из того же поля, что и традиция переносить невесту через порог. У монголов и других кочевников наступание на порог считалось сильным оскорблением дома и семьи. Многие народы жестоко порицали даже восседание возле порога.

В Ветхом Завете упоминается особая должность стража порога, правда, не дается пояснения о его обязанностях. Но можно предположить, сравнивая с подобными стражами в храмах Китая и некоторых исламских храмах. Путешественники по Востоку пишут о наказаниях за прикосновение к порогу: избиение палками, раздевание догола, взимание большого штрафа и даже казнь. Рассказывают об этом Марко Поло, капитан Кондер, Пиетро делла Валле, де Рубруквис, Плано Карпини и другие.

Сакральность порога может быть связана с древнейшим обычаем хоронить под порогом покойных членов семьи. Представление о находящихся под порогом предках делало его особым местом в доме. Соответственно, зарубание на пороге домашней птицы и рубка мяса воспринимались как жертвоприношение мертвым, домашним покровителям.

Предки, которые находятся под порогом, оберегают дом от нежелательных гостей, врагов и злых сил. И если невесту не перенести через порог на руках, как знать, не схватят ли ее духи, приняв за чужака? Принесенная же в дом на руках мужа девушка должна была как можно скорее освоиться, стать своей, чтобы духи ей больше не угрожали – для этого существовали специальные обряды.

В Индии, на островах Тихого Океана, на Руси, в Латвии, Германии, Франции, Ирландии и многих других странах в древние времена существовал прямой запрет для невесты переступать через порог, так что жених, кто-то из его родственников или старуха должны были перенести невесту, помочь ей перескочить порог при входе в ее новый дом. Это требование было серьезным, и за его соблюдением подчас наблюдали родственники с двух сторон.

У Иосифа Флавия сказано об аммонитском царе Наасе (что значит «змей»), который завоевал значительные территории Галлады. На всех захваченных землях он выкалывал пленникам правый глаз, чтобы сделать их неспособными к войне.

В действительности, в более древних представлениях ассиметричность делает человека не совсем человеком, переводя его либо в разряд умерших, либо в разряд сторонних сил. Почему и люди с физическими отклонениями, такими как отсутствие парных органов, нередко воспринимались как носители тайного знания и наделенными сверхъестественными силами, почему и становились шаманами и жрецами. В некоторых вариантах баба Яга слепая: слепота – это прямая ассоциация со смертью, а Яга – владелица смерти.

У Софокла в финале пьесы «Царь Эдип», которая является авторским переосмыслением сюжета мифа, Иокаста, понимая, что была женой своего сына, уходит в спальню и вешается там. Эдип, увидев покончившую с собой Иокасту, выкалывает свои глаза ее наплечной застежкой. Хор поет: «Но лучше не родиться, чем ослепнуть». Сам же Эдип поясняет, что не готов был посмотреть в лицо покойным родителям, даже сойдя в Аид.

В 1938 году Папа Пий XI, который известен тем, что отказался отлучить от церкви Гитлера, выступил перед бельгийскими паломниками с речью в защиту евреев:

«Мы хорошо знаем из католической мессы, что Авраам – это наш патриарх и родоначальник. Антисемитизм несовместим с высокими идеалами христианства. Это движение, с которым мы, христиане, не можем иметь ничего общего. Нет, нет, говорю я вам, что это невозможно и недопустимо для христианина участвовать в антисемитизме. Через Христа и во Христе мы все – духовные потомки Авраама. Духовно мы все семиты».

Как ни странно, этот фрагмент выступления не упоминался в официальном печатном органе Святого Престола – ежедневной газете «Римский обозреватель» – и не был воспроизведен по радио Ватикана. Это выступление было ответом на расовый «Манифест изгнания», объясняющий, что итальянцы – потомки арийской расы, и на антиеврейские законы Италии, лишающие евреев гражданских прав и имущества и запрещающие браки христиан с евреями.

Впрочем, несмотря на такие разумные слова, растиражированные впоследствии по всему миру, Пий XI продолжал вести себя противоречиво, предположив, например, что проблемы церкви могут быть связаны с антихристианским духом иудаизма.

Очень короткая история про тупых, но исполнительных чиновников, которая вполне могла бы произойти и в наши дни.

Однажды Павел I принимал у себя Петербургского генерал-губернатора Палена и пользующегося особым императорским расположением католического епископа Станислава Сестринцевича, митрополита Могилевского. Тот периодически обсуждал с императором насущные вопросы Мальтийского ордена и даже возможное объединение католической и православной церкви. Насколько император благоволил митрополиту, понятно по тому, что он, занятый беседой с ним, даже не выразил негодования относительно довольно шумно резвившихся с хихиканьем и потасовками в соседних покоях камер-пажей.

Когда встреча закончилась, выходя из залы, Павел остановился и холодно сказал Палену: «Отвезти сейчас же эту обезьяну в Петропавловскую крепость и об исполнении доложить мне». Пален, как ему это было ни прискорбно, исполнил волю императора и увез митрополита в Петропавловскую крепость, о чем доложил во дворце, добавив, что арестованный просил только взять с собой молитвенник и всю дорогу вздыхал и шептал молитвы.

Император впал в жуткий гнев, поняв, что арестовали его друга, митрополита Сестринцевича, а не камер-пажа, которого он заметил в проходе одетым не по форме. Но учитывая абсурдность большинства указаний Павла, внезапный трансфер обожаемого священнослужителя в Петропавловскую крепость едва ли кого бы то ни было смутил.