Александр Радаев - Парнасский пересмешник. Новеллы из истории мировой культуры

Определенно, подобные собрания вполне реальны. Всего из Сен-Дени было выброшено 150 тел, это были останки 43 королей, 32 королев, 63 принцев крови, 10 слуг королевства и многих аббатов Сен-Дени. Известно, что едва ли не каждый, кто был при осквернении королевских погребений, прибирал что-то к рукам. Да и личное присутствие при выносе монархов из склепов было необязательно, скелеты были сброшены в ров на монастырском кладбище к северу от базилики, где оставались 23 года, так что каждый прохожий мог отломить сувенир от Пипина и Людовика.

Многие влиятельные люди или просто богачи хотели приобщиться к великим костям и собирали в своих домах коллекции таких «мощей». Со временем эти реликвии перебрались в музеи, а часть вернулась в места бывшего упокоения. Понтуазскому музею Таве-Делакур удалось заполучить кусок черепа Святого Людовика, волосы Филиппа-Августа, волосы Генриха IV, ноги Екатерины Медичи, большой палец левой руки Генриха IV, фрагмент челюсти Дагобера с двумя зубами, два верхних зуба Святого Людовика, зубы Генриха III, зубы Великого Дофина, коренной зуб Генриха IV, два зуба Людовика XIV и, вероятно, ряд других ценных останков.

Тот самый реликварий с зубами Абеляра и Элоизы, принадлежавший Александру Ленуару, какое-то время выставлялся в Национальной библиотеке Франции

Что касается символики зубов, она весьма любопытна, вспомним хотя бы новеллу Эдгара По «Береника», в которой юноша влюблен в зубы своей невесты, а когда ее хоронят заживо, он вырывает ей зубы, думая, что она труп. Стучать зубами, клацать зубами – эти выражения во всех европейских языках означали что-то зловещее.

Подобную коллекцию собрал и основатель музея французских памятников Александр Ленуар, который спас множество бесценных скульптур и изваяний. Будучи облечен полномочиями главы Комиссии по монументам, он отбирал в разоряемых местах культа предметы для собрания Национального музея. Попутно Ленуар подбирал и обломки царственных костей, чтобы сохранить их для потомков. Среди прочего Александр Ленуар заполучил два зуба – Пьера Абеляра и его возлюбленной Элоизы. Как знать, возможно, те самые, о которых писал Дюма. Оба зуба с фрагментами костей были помещены хранителем в прекрасный реликварий и на протяжении многих лет оставались в собрании скульптора, а совсем недавно были выкуплены из частных рук и переданы в собрание Музея изящных искусств Парижа.

Импульсория – локомотив, построенный в 1850 году в Италии. Четверка лошадей на беговой дорожке приводила в движение железнодорожный состав. В это трудно поверить, но машина ехала: опробовали в Лондоне. Правда, мощность ее – всего четыре лошадиные силы

В июле 1831 года Пушкин написал Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно мое бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало…» Он был пожалован в звание камер-юнкера 31 декабря 1833 года. О чем Пушкин записал в дневнике 1 января 1834 года: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы NN (Наталия Николаевна) танцевала в Аничкове». Поэт замечает, что теперь к нему обращаются «ваше высокородие».

Камер-юнкерская шляпа Пушкина с посеребренным галуном

Считается, что выше этого звания ему подняться не удалось, но здесь остается несколько разногласий в суждениях пушкинистов и историков, часть которых настаивает, что он до конца своих дней оставался камер-юнкером, часть называют его камергером. Например, в рапорте штаба Отдельного гвардейского корпуса генералу Кноррингу от 30 января 1837 года, в письме аудиторскому департаменту военного министерства генерал-адъютанта Веймарна, в приговоре военного суда от 19 февраля 1837 года – везде его называют камергером, так же как и Дантес, Геккерн, генерал-адъютант Бистром, генерал-адъютант Апраксин, генерал-майор Гринвальд. Если бы к моменту смерти Пушкину действительно было присуждено придворное звание камергера, это бы означало, что он должен был занимать должность статского советника.

Известно, что за полтора года до гибели Пушкин не мог позволить себе новое камер-юнкерское обмундирование, так что оно стало подарком, вместе со шляпой с плюмажем, от супругов Вяземских. Носить этот мундир ему пришлось не более 500 дней. После дуэли вдова отдаст Вяземским простреленный сюртук и одну перчатку, вторую положат в гроб. А камер-юнкерскую шляпу положат поверх гроба, после похорон она будет храниться у слуги Никиты Козлова, одного из двоих близких людей (второй – приятель Александр Тургенев), которые будут сопровождать гроб с телом поэта в Михайловское, где на кладбище в Святогорском монастыре Пушкин купил для себя место. Дядька Никита был приставлен еще к мальчишке Саше Пушкину.

Спустя десятилетия эта шляпа окажется в имении баронессы Софьи Салтыковой, а затем и вовсе затеряется, пока к столетию со дня гибели поэта не начнут собирать реликвии, связанные с его жизнью. Головной убор найдется каким-то чудом и в полностью изношенном состоянии у простого крестьянина в захолустной деревне.

Во вторую неделю сентября 1941 года линия сражений подошла вплотную к Киеву, и стало понятно, что город придется оставить. Спешная эвакуация вот-вот должна была свернуться, хотя приказа взрывать мосты и уничтожать важные объекты пока не было.

Карта Лондона на кожаной перчатке, чтобы модницы легко могли найти дорогу домой. 1851 год

Государственный исторический музей, расположенный в Лавре, к этому времени не был полностью эвакуирован. В том числе в музее все еще оставалось собрание драгоценностей, включающее монеты, посуду, оружие с ювелирными камнями и главное сокровище – скифское золото.