Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Главный вопрос состоит теперь в том, можно ли приписать все эти следы представителям одного и того же вида и типа живых существ, или в них наблюдаются такие принципиальные различия, которые требуют отнесения их к существенно разным типам. А. Сэндерсон, рассмотрев отпечатки стопы четырех типов ABSM, приходит к выводу, что «классические» шиптоновские следы глубочайшим образом отличают четвертый тип, т. е. группу «суб-гоминид», от первых трех. Это служит одной из главных опорных точек для всей идеи А. Сэндерсона о необходимости разделить ABSM на качественно особые группы или типы. А. Сэндерсон выражает согласие с «русскими учеными» в том, что следы типа «алмас» мало чем отличаются от следов неандертальца и, следовательно, сам «алмас» может рассматриваться как потомок неандертальца; этого же типа следы найдены и в Америке, и в Африке. В этих следах очень много общего со следами современного человека, никогда не носившего обуви, и лишь очень тонкий анализ вскрывает отличия. Напротив, полагает А. Сэндерсон, шиптоновский след «снежного человека» весьма отличается от человеческого, хотя бы и неандертальского. Этот шиптоновский след представляется А. Сэндерсону чем-то не укладывающемся в рамки морфологии известных млекопитающих: большой палец огромный, но не приведен, как у человека, а отставлен, второй палец тоже отставлен от трех остальных ( Sanderson I. Op. cit., Appendix В; Сандерсон А. Op. cit, Приложение А). Но в этом своем суждении А. Сэндерсон не самостоятелен — он полностью опирается на исследования В. Чернецкого. Поэтому, если мы хотим разобраться, нам придется познакомиться с историей изучения вопроса.

В своей первой статье (1954) В. Чернецкий сделал важное сопоставление контура стопы «снежного человека» по шиптоновскому снимку не только с очертанием следа гориллы, с которым они резко расходятся, но и с окаменевшим отпечатком следа неандертальца, сохранившимся в «Пещере Ведьм» — Танаделла-Базуа — в Лигурии и опубликованным проф. А. К. Бланком в 1952 г. Оставим пока в стороне некоторый неоправданный произвол В. Чернецкого в реконструкции деталей следа «снежного человека» (II и V пальцы). Так или иначе, контуры стопы «снежного человека» и неандертальца, несмотря на значительное различие индивидуальных абсолютных размеров, по справедливым словам В. Чернецкого, «обнаруживают величайшее сходство».

Однако, несмотря на это, в итоге обсуждения В. Чернецкий делает неожиданный вывод: никакого близкого родства между «снежным человеком» и гоминидами установить нельзя, особенности стопы «снежного человека» требуют отнести его к особому роду и семейству, в то время как непосредственная генетическая связь между современным человеком и неандертальцем может считаться неоспоримой. Что же привело В. Чернецкого к такому выводу? В отпечатке ноги «снежного человека», пишет он, «совмещаются и обезьяньи и человеческие черты… Обезьяньи признаки: большой палец очень короткий и отклонен внутрь. Бросающиеся в глаза человеческие признаки: короткие пальцы и общие очертания широкой ступни. Характерными для снежного человека признаками являются исключительно широкая и массивная пятка, а также соотношение между длиной ступни и ее шириной у пальцев… Ширина и массивность пятки снежного человека чрезвычайно показательны. Этот человеческий признак у снежного человека выражен даже более ярко, чем у современного человека и у ископаемого неандертальца» ( Чернецкий В. О природе снежного человека (приложение к книге: Иззард Р. По следам снежного человека. Пер. с англ. Предисловие С. Обручева. М., 1959, с. 218–220).

Вторая статья В. Чернецкого (1960) посвящена специально реконструкции стопы «снежного человека» на основе фотоснимка Эрика Шиптона. Сначала В. Чернецкий, глядя на очертания следа, изготовил гипсовую модель стопы, затем этой моделью произвел отпечатки на снегу, оказавшиеся весьма сходными с естественными следами. Тогда было дано весьма точное анатомическое описание этого гипсового макета, отожествляемого со ступней «снежного человека». С самого начала эта методика покоится на ошибке: естественные следы оставлял не жесткий предмет, какова гипсовая модель, а мягкий и подвижный; сходство искусственных следов с естественными отнюдь не доказывает, что механика их образования была тождественной, т. е., что «снежный человек» опускал на поверхность неподвижную как застывший гипс стопу. Напротив, сходство следов доказывает неполное сходство модели с натурой. Да и что значат с точки зрения анатомии такие слова, описывающие в деталях эту гипсовую модель: «мизинец менее согнут, чем остальные пальцы»? Значит ли это, что остальные более способны сгибаться, или что они так и окостенели в этом согнутом положении?

И все же, несмотря на эти неосторожные отожествления, в реконструкции В. Чернецкого можно отличить то, что отражает объективную действительность, от того, что механически и искусственно устроено для получения сходства следа. К последнему относится в особенности реконструкция несуразного, противоречащего морфологии приматов второго пальца, тогда как особенности его отпечатков на снегу должны быть объяснены не его статической формой, а его подвижностью, его движением в момент ступания по снегу. Вот эта-то ошибка, кстати, и ввела в заблуждение А. Сэндерсона, поместившего противоестественную выдуманную В. Чернецким стопу «снежного человека» даже на обложку своей книги. Французский антрополог А. Валлуа также останавливается в полном недоумении перед этой реконструкцией второго пальца: «его форма, восстанавливаемая таким образом, не соответствует ничему известному ни у людей, ни у обезьян; она не поддается объяснению». Несколько ниже А. Валлуа приближается, как мне кажется, к правильной разгадке: «Некоторые необъяснимые черты этого отпечатка не дают признать его без оговорки: не скользила ли оставившая его стопа, как это часто бывает, если идти по мягкому снегу, или если почва расположена полого» ( Vallois H. Du nouveau sur I’Homme des neiges? // L’Anthropologie, 1960, t. 64, p. 381–382).

Из бесспорных же наблюдений В. Чернецкого над своим макетом отметим следующее.

Передняя часть ступни очень широка (около 43 % длины), что, как справедливо отмечает В. Чернецкий, обнаруживается также на ступне неандертальца из пещеры Киик-Коба в Крыму. Кости плюсны укорочены сравнительно с ногой современного человека, а фаланги длиннее. Глубина отпечатка, сделанного в снегу большим пальцем, наводит на мысль, что он несет на себе значительную часть веса тела; он значительно более отставлен, чем это возможно у современного человека и, очевидно, может быть использован для захвата предметов или для карабканья. Второй палец длиннее первого, что наблюдается у современного человека лишь в качестве отклонения от нормы и обычно связано с повышенной способностью захвата; при неустойчивом прямохождении «снежного человека», вероятно, характерно было включение этого удлиненного второго пальца в балансирование в большей степени, чем у современного человека. Слабость отпечатка пятого пальца «снежного человека» В. Чернецкий сопоставляет с тем, что и в стопе современного человека две периферические фаланги пятого пальца часто слиты вместе, — следует предположить, что у «снежного человека» он держался более прямо, чем остальные пальцы. Обращаясь к данным криминалистики о следах босой человеческой ноги, В. Чернецкий обнаруживает сходство в том, что задняя часть пятки, касаясь поверхности снега, отбрасывает крохотные кучки снега. Криминалистика подчеркивает, что наиболее глубокие отпечатки следов человека оставляют наружная сторона задней части пятки и внутренняя сторона большого пальца, а наименее глубокие — наружная сторона подошвы около мизинца и внутренняя сторона около большого пальца. Эти детали хорошо видны на следах и гипсовом слепке стопы «снежного человека». Таким образом, данные криминалистики свидетельствуют, что шиптоновский «снежный человек» должен ходить, в общем, примерно так же, как ходит человек, хотя сравнительная анатомия указывает на некоторые частные особенности его стопы сравнительно с нашей.