Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

От каких социальных и природных факторов зависел в одних областях более быстрый, в других более медленный переход с одной ступени теогонии на другую? Исследование Е. М. Штаерман далеко от исчерпывающего ответа на этот вопрос, хотя и предлагает некоторые заслуживающие внимания гипотезы. В дунайских провинциях в эпоху империи было больше всего пережитков начальных ступеней теогонии (весьма вероятно происхождение названия «Паннония» от обилия здесь «панов»), в Италии и Галлии их значительно меньше. Но важен сам факт: схематически намеченные выше четыре ступени теогонии отнюдь не выглядят в книге Е. М. Штаерман как последовательно вытеснявшие друг друга, напротив, каждая предыдущая продолжала где-то жить, когда где-то в другом месте уже была налицо более высокая ступень. В верованиях времен Римской империи переплетались факты древнейших ступеней и позднейших. Нередко то или иное божество, например, Пан или Сильван, на разных территориях или в верованиях разных групп населения выступает перед нами с характерными признаками той или иной из четырех ступеней.

Нельзя не согласиться с Е. М. Штаерман, что антагонизм угнетенных и господствующих классов наложил глубокий отпечаток на историю богов Римской империи. Угнетенные классы не только упорствовали тут и там в своей вере в древние местные пра-божества, настаивая на их полной реальности, но также нередко возносили их на ступень высших божеств явно в противовес официальному пантеону высших божеств, признаваемых господствующим классом.

В этой «теогонической борьбе классов» стороны прибегали и к своего рода «внешним займам» — присваивали из других стран, с Востока образы богов, успевших исторически раньше развиться до высшей ступени. Так, и верхи, и низы в той или иной мере пробовали опереться на образ и культ Митры. Однако в книге Е. М. Штаерман детально и талантливо разобран не этот, а другой, более богатый пример: укрепление образа Юпитера, главы официального пантеона, а также других римских богов, заимствованным с Востока образом и культом «бога-всадника» (с. 247–279). Через Фракию этот образ распространился в особенности на Дунае и на Рейне. Корни этих культов, говорит Е. М. Штаерман, уходят в глубокую древность (к сожалению, автор не связывает изложения с развитием данного культа на Востоке, чему, между прочим, посвящен специальный экскурс в книге: Толстов С. П. Древний Хорезм. М., 1948).

Очень важно обобщение Е. М. Штаерман: «Первоначально, вероятно, многие из богов, образ которых слился в образе героя-всадника, были лесными богами и прошли обычную для таких богов эволюцию» (с. 257). Однако на Востоке они прошли ее задолго до времен Древнего Рима, и поэтому образ Героя-всадника (бога-всадника), как зрелый плод, мог быть использован для укрепления официальной римской религии. Он был использован очень выразительно: во множестве изображений гигантомахии, т. е. победы «богов» над полубогами-гигантами, «сынами земли», олицетворявшими народный пантеон, как и сам народ; во множестве изображений победы всадника-Юпитера над поверженным змееногим гигантом.

Остается добавить, что потерпевшие символизированное этими сценами теогоническое поражение «сыны земли» — народные массы римской империи — взяли своего рода реванш, повернувшись лицом к другому культу, пришедшему из Восточного Средиземноморья. Этот культ, между прочим, был силен и своей совершенно новой расшифровкой загадочного вербального понятия «получеловек»: переносом акцента именно на человеческую сторону Христа.

В широкой публике распространено мнение, что незачем вести столько предварительных споров о «снежном человеке» — надо просто поймать одного, и все станет ясно.

Но, во-первых, как мы уже подчеркивали в начале книги, искра не дает взрыва, если нет бочки пороха — единичные случайные поимки и отстрелы особей ничего не давали науке и пропадали бесплодно для нее, поскольку не было никакой предварительной идеи или гипотезы о таком существе: единичное наблюдение заносилось или в категорию патологических отклонений от нормы у человеческого индивида («атавизм», «уродство», «гипертрихоз», «кретинизм»), затериваясь вскоре в анналах медицины, или в категорию «симуляции» со стороны скрывающихся от административных органов преступников; или в несуразную категорию «одичания» людей от одинокого образа жизни в горах; или в категорию «нечистой силы». Во-вторых, те, кто требуют прежде всего «поимки», ставят телегу впереди лошади. Поимка (если уж будет решено ее произвести) явится не началом, а результатом исследования. Где, когда, кого, как, зачем ловить? Без обоснованного ответа на эти вопросы «поимки» не будет.

Наконец, торопящие с «поимкой» просто не представляют себе стоящих на пути трудностей, которые можно преодолеть только очень терпеливой, долгой, систематической работой в полевых условиях, даже если район поисков будет намечен верно. Причины, делающие чрезвычайно трудной задачу преднамеренного наблюдения «снежного человека»: а) его исключительная редкость; б) бродячий образ жизни; в) сумеречно-ночной образ жизни; г) инстинкты и навыки мизаптропизма, в том числе чуткость, стремительное бегство, адаптация к условиям ландшафта и жизни, наиболее трудным для человека; д) отсутствие каких бы то ни было охотничьих и звероловческих приемов у населения, которые могли бы быть использованы для его поисков и приманивания, более того, несочувственное отношение подавляющего большинства населения к таким попыткам, вследствие указанных выше поверий и примет. Поэтому шанс на успех какой-нибудь увлекающейся самодеятельной группы крайне мал. Да и трудно предсказать, как был бы реализован ее успех, — не оказалась ли бы она в затруднительнейшем юридическом положении, если бы предъявила живое или мертвое человекоподобное существо местным властям, еще вовсе не знакомым с нашими научными дискуссиями и гипотезами. Кстати, в этом отношении распространяемая рядом авторов версия, будто искомое существо — безусловно антропоид, т. е. по своему внешнему облику и анатомии имеет мало общего с людьми и много общего с обезьянами, способна принести в решающую минуту непоправимый вред: объект не сможет быть опознан на месте и опять будет подведен под одну из перечисленных категорий.

Каковы же пути дальнейших исследований? Отправляться ли бродить по безграничным пространствам горной и пустынной Азии в надежде натолкнуться где-либо на реликтового гоминоида? Поистине это было бы равноценно тыканию наугад острогой в воду в надежде попасть в щуку. Значит необходимо продолжать предварительные исследования и прежде всего — еще во много раз расширить сбор описательных материалов о встречах и наблюдениях реликтового гоминоида, какую бы скептическую реакцию это занятие ни вызывало у зоологов традиционной школы.