Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Интересен рассказ одного «цагды», т. е. стражника на границе (до 1929 г.). Он жил одиноко, в маленькой юрте на границе в Гоби. Однажды на холме позади своей юрты он обнаружил появление кучи камней. Подойдя ближе, он заметил нагое волосатое существо, с косматой головой, направлявшееся к холму. Цагда кинулся в свою юрту и продолжал наблюдать за странным существом, приподняв полу войлочной стенки. «Алмас» поднялся на холм и исчез за ним, после чего цагда пошел по его следам, напоминавшим следы босых больших человеческих ног. Оказалось, что «алмас» возвел из камней маленькое укрытие, защищавшее его от ветра. Спугнутый человеком, «алмас исчез и больше не появлялся поблизости юрты цагды» (ИМ, IV, № 123, с. 98).

Из различных повадок «алмаса» («хун-хара-гурэсу») в монгольских рассказах, например, отмечается: зайдя в юрту, берет на руки человеческого ребенка, потом кладет обратно (ИМ, III, № 74); подходит греться к оставленному догорающему костру, но не умеет его поддержать (ИМ, I, № 5, с. 9); может быть привлечен запахом жареной на тамарисковом дереве козлятины (ИМ, I, № 4, 5, с. 11) (последнее явно перекликается с рассказами, записанными далеко на юге Тибета, в долине Чумби). В Монголии говорят, что главную пищу «алмасов» составляют тарбаганы (сурки), которых они умеют извлекать из нор (ИМ, III, № 74, с. 16).

Проф. Г. П. Дементьев в уже цитированной статье «Заметка о „снежном человеке“ в Монголии» привел еще ряд интересных данных. Очень важно сообщение, что в прошлом существовали в Монголии рисунки, в особенности настенные, изображавшие дикого человека; в частности, они имелись в знаменитом ламаистском монастыре Эрден-Зу, сооруженном во второй половине XVI в. в окрестностях Харохорина, древней столицы великого хана Удегея Октая. К сожалению, в настоящее время эти фрески почти полностью разрушены; однако производится их реставрация. Наряду с этими свидетельствами, восходящими к далекой древности, Г. П. Дементьев отмечает несколько устных сообщений о наиболее недавних встречах с «алмасом»: в 1946 г, в аймаке Кобдо; в том же аймаке в 1948 г. видели пару их — самца и самку, в 1956 г. охотник казах по имени Myрзагали, охотясь в западных районах Монгольского Алтая, был схвачен «алмасом», но сумел убежать.

Обобщая все доступные данные по Монголии, Г. П. Дементьев наметил ряд предварительных выводов. «Прежде всего, надо отметить — пишет он — большое сходство всей полученной нами информации. Согласно ей дикий человек был с древних времен известен во многих частях Монголии, и не только в горах, хотя следует учесть, что вся территория страны расположена на значительных высотах. Большая часть собранных рассказов о „диком человеке“ относится к пустыне Гоби, находящейся у китайской границы. Предполагается, что это существо живет и на горах, и в пустынях, даже песчаных… Сообщения монголов об обитании в Гоби дикого человека довольно трудно датировать; большая часть основана на довольно старых фактах 50–80-летней давности. Мы слышали также и более близкие к современности рассказы, однако их аутентичность не может быть установлена неоспоримым образом.

Какова морфология алмасов согласно этим рассказам, спрашивает Г. Н. Дементьев. Это, продолжает он, сильные животные с широкими плечами и длинными руками; на пальцах рук и ног они имеют не когти, вопреки тому, что говорит Пржевальский, а скорее ногти. Вот почему, по словам монголов, следы алмасов весьма отличаются от медвежьих: нет отпечатков когтей, а расположение и пропорции пальцев такие же, как у антропоидов, — что вполне соответствует данным английских исследователей в Гималаях. Волосяной покров коричневый или серый (вопреки тому, что говорит об этом Пржевальский), довольно разреженный, особенно редкий на животе; волосы на голове животного — обильные, более темной окраски, чем на остальной части тела. Самки обладают чрезвычайно длинными грудными железами. Общие размеры этих животных трудно уточнить, — приблизительно такие же, как человека. Локомоция преимущественно двуногая, хотя подчас также и четвероногая. Образ жизни — ночной (что напоминает Homo nocturnus Линнея). Пугливый, подозрительный, не агрессивный, алмас представляется малообщительным. Его пища одновременно и мясная, состоящая преимущественно из мелких млекопитающих, и растительная. Алмас безмолвен, он не мог бы артикулировать ни одного слова; не способен ни к какому производству (употреблению огня или каких-либо орудий). Взятые вместе, все эти черты нам представляются весьма интересными, хотя и подразумевающими еще необходимость проверки. Отсутствие современных сведений, живых особей или скелетов весьма прискорбно» ( Démentiev G., Zevegmid D. Op. cit.).

Очень интересно следующее сообщение д-ра Ринчена: «В 40-х годах я слышал от нескольких солдат о том, что в… районе, лежащем у китайско-монгольcкой границы, пограничниками было застрелено два или три алмаса. Им казалось, что это враг, перешедший границу, или шпион, который пытается скрыться, а потом оказалось, что это несчастный алмас, на свою беду встретившийся пограничнику. Солдаты считали это убийство таким же естественным, как умерщвление дзерёна или лошади Пржевальского» (ИМ, I, № 5, c. 11).

От этого сообщения естественно перейти к другому, касающемуся самой восточной окраины Монгольской Народной Республики. Недавно начальник участка московского Вагоноремонтного завода Г. П. Колпапшиков изложил воспоминания о случае, имевшем место в августе 1939 г. в районе боев у р. Халхин-Гол. Будучи тогда начальником особого отдела одного из советских подразделений, он был вызван ночью в место расположения монгольской кавалерийской части, где имело место чрезвычайное происшествие: часовые заметили два силуэта, спускавшихся по гребню горы, сделали необходимые предупреждения, затем, полагая, что это японские разведчики, открыли стрельбу и наповал убили обоих. Каково же было их изумление, когда убитые оказались какими-то обезьяноподобными существами. Прибыв рано на рассвете на броневике к месту происшествия и рассмотрев два валявшихся на земле скорченных трупа, Г. Н. Колпапшиков, по его словам, «почувствовал какую-то неловкость, что убитые не враги, а какие-то два животных существа странного вида. Конечно, — продолжает он, — в то время я совершенно не слышал ничего о „снежном человеке“, и я не утверждаю, что это были именно „снежные люди“. Но вместе с тем мне было известно, что в МНР нет человекоподобных обезьян, и я тогда задумался, как и другие, над вопросом: кто же это?» Ответа не было. Только один старик-монгол из местных жителей, подозванный монгольскими переводчиками, сказал, что это — так называемые «дикие люди» (или, может быть, «горные люди»), водящиеся в этих краях. Из-за какого-то суеверия старик боялся близко подойти к трупам. По словам Г. Н. Колпашникова, убитые существа были примерно человеческого роста. Тело их было покрыто рыже-бурой шерстью, причем неравномерно, местами несколько гуще, местами же проступала кожа. Запомнились густые спадавшие волосы на лбу и бровях. Лицо, говорит Г. Н. Колпашников, «было похоже на очень грубое человеческое лицо». Позже, уже на банкете по поводу вручения орденов в столице МНР, кто-то из советских офицеров рассказывал в присутствии Г. Н. Колпашникова о том же случае, очевидно побывав на месте происшествия раньше или позже него… Однако время было военное, шел бой, для углубления в естественно-исторические вопросы или отправки трупов животных в центр для исследования не было никакой возможности. Что могло привести этих животных в район боев? Упомянутый монгол-старик говорил, что в здешних горах живут такие «дикие люди». В те дни стояла жара в 40–45 о, над районом боев держался сильный трупный запах. Вот все, что мы можем сказать…(ИМ, IV, № 124)