Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Некоторые приравнивают югославскую трагедию к геноциду. Западные лидеры, включая президента США Билла Клинтона, сравнивают ее с Холокостом. Международный военный трибунал по бывшей Югославии (МТБЮ) предъявил обвинение в геноциде ряду лиц, в том числе генералу Радиславу Крстичу, главному виновнику массовых убийств в Сребренице. Резня в Сребренице имела все признаки геноцида, но была лишь одним из эпизодов в череде кровавых чисток – массовых убийств и изнасилований. В обстановке террора шанс на жизнь давало только бегство всей этнической группы. Я не хочу расценивать югославские чистки как геноцид. Да, они были беспощадными, исполнители часто выходили из-под контроля (но не в Сребренице), характер убийств имел свои особенности в зависимости от места, где это происходило. Но это не было нацистским «окончательным решением», также это никак не походило на этнические чистки в Руанде, стихийные по исполнению и геноцидные по результату. Вспышки безудержной ненависти в Югославии нуждаются в объяснеНИИ.

Этого ужаса никто не ожидал. « Почему? – спрашивают изумленные современники. – Почему нас так ненавидели? Почему нас бросили и Бог, и люди? » Эти страшные вопросы задавали себе жители современной Европы 1990-х гг., привыкшие считать такие зверства уделом древних времен или примитивных народов. В ход пошли самые простые и популистские объяснения. Теоретики национализма взирали на сербов, хорватов, мусульман, албанцев как на преступников по определению. Именно эти народы в силу якобы исторической традиции являются коллективными виновниками и исполнителями этнических чисток. Некоторые сербы по сей день считают – мы были вправе разделаться с хорватами в отместку за все преступления хорватских усташей во время Второй мировой войны. Хорваты отвечают: нынешние сербы – те же четники, только в другом обличье, и за грехи отцов надо карать потомков до десятого колена. И все же этнические группы не могут нести коллективную ответственность за геноцид. Зверства творили не сербы или хорваты, боснийцы или албанцы, а некоторые сербы, некоторые хорваты, боснийцы и албанцы. Какими были их мотивации, социальное происхождение и прочее – в этом нам предстоит разобраться.

Многие исследователи ссылаются на историческую инерцию древней вражды. Они рассказывают нам о сокрушительном разгроме сербов на Косовом поле в 1389 г. или о религиозных распрях католиков, православных и мусульман. Они вспоминают схватку не на жизнь, а на смерть Османской и Габсбургской империй, чьи границы разрезали по живому историческую родину хорватов, сербов, боснийцев. Именно в этих нерешенных исторических противоречиях и видят причину войны 1990-х гг. Исследователи указывают на страшные кровопролития Второй мировой войны (глава 10) и столкновения в Косове в XX веке. По их мнению, историческая рознь не выветрилась и по сей день, сербы и хорваты впитывают ее с молоком матери. Такую картину рисуют нам журналисты Гленни и Вальями (Glenny, 1992; Vulliamy, 1994).

Действительно, политические и религиозные аспекты балканских конфликтов имеют глубокие корни, не раз этнические войны охватывали целые народы. Во второй гла- вс мы опровергли постулат о том, что конфессиональные противоречия служили источником наиболее ожесточенных, массовых, этнически окрашенных войн на стыках европейских государственных границ. Удовички (Udovicki, 1997: 35) явно заблуждается, утверждая, что « до Второй мировой войны не было этнически мотивированных вооруженных конфликтов ». В XIX и XX столетиях религиозные конфликты приобретали все более этнический характер, особенно в Косове, у которого и перед Первой мировой войной была дурная слава постоянного источника кровавых этнических столкновений (Judah, 2000: гл. 1). В период между двумя мировыми войнами доминирование сербов в Югославии тоже вызывало возмущение многонационального населения страны. Из-за этой враждебности многие сербы, хорваты, мусульмане, албанцы воевали по разные стороны баррикад и во Второй мировой войне. Вторжение нацистской Германии на Балканы втянуло их в череду этнических кровопролитий и зверств (как мы убедились в главе 10). Это началось неожиданно, и в наименьшей степени затронуло Косово, которое до того всегда считалось эпицентром этнического противостояния. В тот же период резко изменилась идеология сербских националистов. До начала войны они считали, что боснийцы и большинство хорватов являются «природными сербами», чуть изменившимися под внешней оболочкой чужой культуры, что их можно слить в единый народ Великой Сербии через принудительную ассимиляцию. Лишь косовские албанцы казались им настолько чуждыми, что заслуживали выселения. Кровавые события Второй мировой войны радикализировали сербских четников. Некоторые из них поддержали нацистские чистки и «дикие» депортации как боснийцев, так и хорватов (Grmek et al., 1993). Победа коммунистов в 1945 г. поставила точку в этнических конфликтах между этими группами. С той поры уже не Босния и Хорватия, а Косово считалось самой горячей точкой. Но Косово взорвалось лишь в конце 1990-х, значительно позже других провинций страны. Этнические конфликты назревали в Югославии давно, но их нельзя назвать ни древними, ни перманентными, и хотя они усилились в XX веке, развитие их было нелинейным.

Большинство наблюдателей также отвергают концепцию «старинной ненависти». Один историк из Боснии пишет: « За 15 лет я исколесил множество сербских, хорватских, мусульманских местечек и я отказываюсь признавать, что эти народности из поколения в поколение дышат ненавистью друг к другу » (Malcolm, 1994: 252). Многие югославы, давая показания перед международными трибуналами, утверждали, что разноплеменные общины десятилетия жили в мире друг с другом. Хорватский католический священник, рассказывая о резне, случившейся в его этнически смешанном приходе, с недоумением констатирует: « Раньше у нас не было ни ссор, ни обид. На улице мне кланялись и православные. Православные старушки даже приходили на мессу, а их православные внуки посещали воскресную школу... Но когда к нам пришла война, наши сербы озверели и превратились в главных убийц » (Botica et al., 1992: 253; Scharf, 1997: 150).

С этим соглашаются сербские и хорватские социологи. Летика (Letica, 1996: 99-100) и Кузманович (Kuzmanovic, 1995: 242-247; Gordy, 1999: 4-5) пришли к выводу, что, по опросам 1980-х гг., уровень предрассудков и враждебности между сербами и хорватами был явно ниже, чем статистически зафиксированная межэтническая напряженность в США в тот же период. Эти народы не проявляли взаимного недружелюбия, пока на их землю не пришла общая беда, что является лишь кажущимся парадоксом.

Те, кто отвергают догму «закоренелой вражды», взамен перекладывают вину на политически влиятельные местные элиты. Ричард Холбрук, американский дипломат и главный миротворец в Югославии, считает, что «югославская трагедия не была предначертана свыше. Этого джинна выпустили из бутылки бездарные и даже преступные политики. Они стравили народы ради личных политических и финансовых интересов» (Holbrooke, 1998: 23-24). Н. Сигар пишет: « Геноцид... стал национальной политикой, прямым и предсказуемым результатом целенаправленных политических усилий, предпринятых политическим истеблишментом Сербии и Боснии-Герцеговины » (Cigar, 1995: 4-6; ср. Silber & Little, 1995). Мюллер (Mueller, 2000) подбрасывает нам полугангстерскую версию «плохих парней»: «Насилия, захлестнувшие Югославию, – это дело рук голо- ворсзов, вышедших из-под контроля правоохранительных органов и почуявших свою власть». Далее исследователь дает подробнейший перечень этнических войн, где главную роль сыграли асоциальные элементы, сбившиеся в вооруженные банды.