Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Провозгласив независимость, Хорватия добила югославскую конфедерацию и обострила ситуацию до предела. У Хорватии была протяженная граница с Сербией и значительное сербское меньшинство. В отличие от Словении, Сербия имела серьезные интересы в этой республике, и последствия сецессии могли стать губительными. Теперь переговоры проходили между двумя полунезависимыми республиками, и возросла возможность военного конфликта. Под контролем Сербии оставалась большая часть югославской армии (ЮНА), что и было ее главным козырем в большой игре. Сербы были уверены, что военная сила – достаточный аргумент, чтобы принудить Хорватию остаться в Федерации. Пойдут ли хорваты на такой риск, станут ли они добиваться суверенитета? От исхода этого противостояния зависела и судьба других жаждущих независимости республик. Региональные политики и политические партии вышли на авансцену во втором акте.

Пришедший к власти Туджман вначале не помышлял о независимой Хорватии из прагматических соображений – бывший генерал опасался прямой военной агрессии. Ведя политический торг с Сербией, хорватский президент тайно закупал оружие за границей и зазывал к себе военных советников (чего не делал Изетбегович в Боснии). Чем дольше затягивались переговоры, тем сильнее становилась Хорватия. Хорватские эмигранты выколачивали деньги для своей исторической родины в США, Канаде и везде где только можно. В эмигрантских кругах, больше чем в самой Хорватии, была жива идеология усташей – вера в то, что защитить независимость Хорватии можно лишь силой оружия. Многие эмигранты вернулись на родину и заняли сильные позиции в Хорватском демократическом содружестве (ХДС). Это были сторонники жесткого курса, контролировавшие военный сектор. «Мягкий» сектор административного управления достался новообразованному государству по наследству от старой, федеративной Хорватии, «жесткие», силовые функции должна была исполнять армия, но ее не было, а полиция в сербских анклавах была преимущественно этнически сербской. «Ястребы» тайно создавали хорватскую армию, полиция же деградировала и разрушалась. В Хорватии обнаружились все те признаки государственной нестабильности, которые (в соответствии с моим тезисом 5) должны были привести ее к этнической войне.

Идеалом Туджмана стало хорватское государство-нация, и он был готов пойти на многое для достижения этой цели. Хорватский лидер был историком-любителем. В одной книге он сводит к минимуму число жертв, павших от рук усташей в страшном лагере смерти Ясеновац. В исследовании «Национализм и современная Европа» Туджман пишет, что в случае отделения Боснии и Герцеговины « Хорватия окажется в чрезвычайно уязвимой ситуации в экономическом и географическом отношении, а посему в широком политическом смысле независимость этих народов нанесет серьезный ущерб развитию хорватской на ции». Боснийских мусульман он причислял к хорватам. Рассматривая хорватско-мусульманский этнический тандем как некое единство, Туджман считал возможным присоединение большей части Боснии к Хорватии (Tudjman, 1981:112-115). Осуществление такой идеи на практике было бы подобно взрыву пороховой бочки и для мусульман, и для сербов.

На выборах партия ХДС Туджмана неоднократно требовала «суверенитета Хорватии» или «государства для хорватов», не говоря ни слова о правах национальных меньшинств. Свой голос в общий хор влили даже сторонники запрета абортов, их лозунг гласил: « Даже зародыш – маленький хорват! » ХДС получала сильную финансовую поддержку от эмигрантских кругов (Pusic, 1997: 98). Туджман не раз повторял: «Мы сами решим судьбу Хорватии». Новое государство должно было стать «венцом неустанной многовековой борьбы хорватов за независимость и самоопределение». Туджман выступал и в защиту усташей:

Наши противники винят нас в том, что мы пытаемся воссоздать Независимое государство Хорватия, за которое сражались усташи. Они не понимают, что это государство не было создано фашистскими преступниками; оно отвечало историческим чаяниям хорватского народа в его стремлении к независимости. Хорваты знали о планах Гитлера по созданию нового европейского порядка (Silber & Little, 1995:91).

В отличие от Милошевича, Туджман в выражениях не стеснялся. Однажды он публично заявил, что благодарен Господу за то, что его жена создана не еврейкой и не сербкой. Он утверждал, что хорваты являются частью Европы, в то время как « сербы принадлежат Востоку. Они люди Востока, как и турки... Несмотря на схожесть языков, мы не можем жить вместе » (Cohen, 1995: 211). Как можно было сказать такое о сербах, которые искони считали себя щитом христианской Европы в защите от турок! Партия Туджмана дышала ненавистью ик сербам, и к евреям, а сербы не могли допустить даже мысли о возвращении диктатуры усташей. Проект новой конституции обещал больший плюрализм, чем можно было ожидать исходя из предвыборной риторики:

Республика Хорватия является национальным государством хорватского народа и всех национальных меньшинств, которые являются гражданами Хорватии, включая сербов, мусульман, словаков, чехов, евреев [ etc , etc ]... которым гарантируется равенство со всеми гражданами хорватской национальности 86 .

Конституция гарантировала равные права для всех нехорватов, однако хорватские сербы и мусульмане воспринимали это как ущемление своих политических прав. Когда-то они были «равными нациями» внутри самой Югославии, федеральные институции обеспечивали их коллективные национальные права. Теперь же они получали ущербный статус меньшинства, как чехи или евреи, которые по югославскому законодательству пользовались лишь личными гражданскими правами. Права личности недостаточны, необходимы коллективные конфедеративные или консоциональные права, – настаивали многие сербы. То же самое говорили хорватские националисты там, где они были национальным меньшинством. Лидер боснийских хорватов Мате Бобан заявил журналистам, что он не может согласиться с конституцией Боснии и Герцеговины, поскольку, « хотя она защищает индивидуальные права, она не защищает... права народа » (свидетельство по делу Бласкича, 24 апреля 1998 г.). К несчастью, у великих держав, и прежде всего у США, были либеральные конституции. Они верили, что гарантия личных свобод вполне достаточна для защиты национальных меньшинств. Они ошиблись. Сербы считали, что регионы с нехорватским большинством должны иметь политическую автономию (федерализм) или как этнические меньшинства пользоваться неограниченными правами в рамках общего государства (консоциативная модель). Но центральная власть не восприняла их аргументы в пользу коллективных прав в противовес индивидуальным. Европа не оказала никакого давления на Хорватию и практически никакого на Словению. Это тоже была ошибка. Тактика Туджмана сводила на нет возможность компромисса.