Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

ОБЫЧНЫЕ ХУТУ

Самых обычных хуту тоже научили убивать. Де Форж (Des Forges, 1999: 395, 770) утверждает, что в одной лишь резне в Циахинда участвовало не меньше половины всех жителей – тысячи людей. Мамдани (Mamdani, 2001: 5) пишет, что в другой крупной общине «в убийствах участвовали все, во всяком случае, все мужчины. К мужчинам присоединялись и женщины: они подбадривали своих мужей, выполняли разные вспомогательные дела». Действительно, в 1995 г. в Руанде четыре с половиной тысячи подростков в возрасте от 11 до 14 лет и 1200 женщин были наказаны тюремным заключением за участие в геноциде (Human Rights Watch, 1999; OAU, 2000: 16.35, 16.69). Штраус (Straus, 2004: гл. 5) спросил у заключенных о численности групп, участвовавших в геноциде. Только один из них напал на свою жертву в одиночку, остальные действовали группами до 10 человек, но чаще погромщики сбивались в толпу в 70-80 человек. Именно так и проходила резня – толпа собиралась и расходилась, сделав свое дело. Штраус сделал точную и достоверную оценку числа исполнителей: их было от 175 до 210 тысяч. Это огромное количество – почти 7% всего населения хуту или 15% взрослого мужского населения.

Штраус (Straus, 2004) также дает наиболее объективный анализ типологических характеристик исполнителей. Его исследование представляет собой случайную выборку заключенных, признавших себя виновными в преступлениях. Правда, мы не знаем, насколько объективны были причины задержания и судебного расследования. В выборке представлены большей частью молодые мужчины в возрасте от 20 до 30 лет (самая крупная возрастная группа в Руанде), с обычным для их возраста числом детей. Их трудовая занятость типична для всей страны (население Руанды занято преимущественно в сельском хозяйстве и на временных работах); среди преступников непропорционально высока доля епециалистов и административных работников – люди с более высоким образовательным уровнем по сравнению с остальным населением. В бойне участвовали хуту всех возрастов и сословий – даже священники и монахини. Они укрывали тутси в церквях, потом выдавали их убийцам (см. дело пастора Нтакирутимана, рассматривавшееся трибуналом в Аруше и суд над двумя монахинями в Бельгии). Только небольшая мусульманская община полностью устранилась от участия. Преподаватели и студенты составляли проскрипционные списки своих коллег-тутси. Учитель начальной школы признался: « Да, я лично убил нескольких детей... У нас было 80 первоклассников, осталось 25, остальные или убиты, или успели убежать » (Braeckman, 1994: 229; Gourevitch, 1998: 252; Prunier, 1995: 255). Штраус (Straus, 2004) указывает, что вдохновителями геноцида чаще становились люди старшего возраста и с образованием, но они реже убивали людей лично – во всяком случае, так они говорили (59% утверждали, что лично никого не убивали). Сознавшиеся в убийствах – это в основном молодые люди, плохо образованные, с низким социальным статусом, но умевшие пользоваться оружием. Еще раз мы убеждаемся в том, что преступные исполнители – отнюдь не социальные маргиналы. Это выходцы из всех общественных групп, стратифицированные по различным признакам. Приказы отдавали люди с высоким статусом, низшие слои и связанные с насилием профессионально были их исполнителями. Все произошедшее в Руанде вполне укладывается в традиционную схему кровавых этнических чисток.

Некоторые хуту помогали тутси. Выжившие отзываются о них так: « Не все были мерзавцами. Были и такие хуту, которые вреда не делали. Не все убивали ». « Не у всех хуту сердце из камня. Когда я просил у них еды для детей, мне ее давали... Есть разница между хуту и убийцами » ( Ubutabera , 27 окт. 1997). Священник Церкви адвентистов Седьмого дня спас 104 тутси, в этом ему помогли прихожане – 30 хуту. Они спрятали людей и внимательно следили за Интерахамве, чтобы быть на шаг впереди (McGreal, 1999b). Некоторые выжившие свидетели рассказывают о жестокости соседей, другие говорят, что соседи держались в стороне. Ндимбати, мэр Гисову в Кибуйе, не смог уговорить своих сограждан на убийства, за подмогой ему пришлось отправиться в соседний город ( Ubutabera , 10 мая 1999). Раскол проходил и по семьям. Муньянеза и Турикинкико рассказывают, что их родители были против убийств: « Разве я что-нибудь имею против тутси? Они такие же, как я. Мы живем на одном холме, у нас одинаковые дома... Почему я должен их ненавидеть? Мой сын убил тех, кто не причинил нам зла. Он навлек позор на нашу семью » (McGreal, 1999а: 11). Как это происходило в большинстве других кровавых чисток, хуту не помогали, но не препятствовали преступникам. Они держались в стороне и отводили глаза. «Мы заперли дверь и сделали вид, что ничего не слышим» (Des Forges, 1999: 262). Один тутси рассказывал: « Позже мы поняли, что они и не собирались нас защищать. От них требовали убийств, но они не захотели сами марать руки. Они просто отправили нас в соседнюю деревню на верную смерть » (African Rights, 1994: 344).

Массовые убийства представлялись как возмездие врагам, захватчикам, убийцам президента. Оправданием была война, которая «все спишет». Именно так объясняли респонденты Штрауса (Straus, 2004) свое участие в геноциде (некоторые отрицали факт принуждения, то есть действовали сознательно). Самыми ярыми убийцами были сторонники убитого Хабиариманы, а также люди, пострадавшие от лихолетья войны. Именно поэтому их месть обрушивалась на молодых мужчин-тутси – эти погибали первыми. Демографы установили, что насильственная смертность среди мужчин на 50% превышала женскую. Женщин убивали реже – изнасилование заменяло убийство (OAU, 2000: 16.7-16.32). Большинство наблюдателей приходят к выводу, что среди исполнителей геноцида было непропорционально много беженцев-хуту из северных районов, где шли бои, и хуту, приехавших из Бурунди. Мамдани (Mamdani, 2001: 203-206) указывает, что кровавая резня набрала обороты, когда волна беженцев раскатилась по всей стране. Лишившись всего, эти люди преисполнились праведным гневом и праведным желанием грабить и убивать. Штраус считает, что беженцев было не так много, но соглашается с тем, что это были чужаки, а значит, их непросто было выявить, задержать и судить после войны.

В конце апреля геноцид стал государственной политикой, к нему призывало радио, телевидение, элиты. Священная месть признавалась патриотическим долгом воюющего народа. Сбившиеся в толпы погромщики убивали тутси везде, где могли, с рефреном: « Уничтожим всех до последнего ». Во время резни на холмах Бисесеро пели:

Разве это грех убить тутси? Нет! Уничтожим всех, уничтожим всех, убьем и закопаем их в лесу. Выгоним их из леса и загоним в пещеры, выгоним их из пещер и изрубим в куски. Тутси, дайте нам убить вас, не тяните время. Ваш бог поскользнулся и упал в Рухенгере, когда шел на рынок за бататами. Не пощадим детей, не пощадим стариков и старух. Даже Кагаме (командующий РПФ) был маленьким тутси, когда вылез из чрева матери ( Ubutabera , 2 марта 1998).