Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

В общем-то апостольская поездка в Судан не привела и не могла привести к каким-то сдвигам. Лишь в год смерти Войтылы было подписано мирное соглашение, на основании которого еще через пять лет Южный Судан обрел независимость. Но к тому времени заполыхал конфликт в Дарфуре, где против хартумского правительства восстали чернокожие мусульмане, а на юге страны принялись выяснять отношения бывшие борцы за независимость. Мир так и не пришел на суданскую землю.

Однако визит Иоанна Павла II имел неожиданное продолжение в октябре того же года. В Ватикан неожиданно нагрянул главный идеолог суданского режима Хасан ат-Тураби, «папа исламистов», как его прозвали. Ат-Тураби принадлежал к фундаменталистской организации «Братья-мусульмане», но человеком был отнюдь не узколобым. Стремление к повальной исламизации совмещал с защитой прав женщин и сомнением в правильности некоторых классических работ по исламскому богословию. Выступал за демократию и против смертной казни. Организовал лагерь исламских боевиков и приютил будущего террориста № 1 — Усаму бен Ладена. Именно под влиянием ат-Тураби в Судане была запрещена компартия, а страна перешла к законам шариата, хотя поначалу ее руководство держалось арабского социализма и дружило с Египтом, Сирией и Ливией.

Они были схожи с Войтылой. Оба завзятые антикоммунисты, оба искренне убежденные, что весь мир должен по доброй воле (!) принять их веру, поскольку лишь она дарует спасение. Ат-Тураби добивался, чтобы исламские государства жили по шариату, а понтифик требовал, чтобы европейские конституции исходили из евангельских норм. При этом оба отличались большой гибкостью в вопросах доктрины. Если Войтылу консерваторы обвиняли в синкретизме, то ат-Тураби в 2005 году получил клеймо еретика, когда осмелился заявить, что женщины могут быть муллами и что им совсем необязательно расторгать браки с немусульманами после перехода в ислам. Скандал!

По просьбе суданского посла гостю разрешили подойти к Иоанну Павлу II после окончания генеральной аудиенции. Они разговаривали три минуты. На вопросы заинтригованных журналистов ат-Тураби ответил, что предложил понтифику заключить союз против материализма. Меткий выстрел! Исламский мыслитель явно был в курсе призывов Иоанна Павла II к мусульманам оставить вражду и сплотиться во имя общего Бога. В очередной раз Войтыла говорил об этом всего за пару дней до прилета в Хартум — у ворот мечети в бенинском Параку, где разъяснял прихожанам суть этики солидарности. Так что порыв ат-Тураби возник не на пустом месте. Но какому еще исламскому мыслителю пришло бы в голову договариваться об этом с лидером католиков? Разумеется, в этом шаге присутствовал расчет (авось римский папа призовет южносуданских мятежников сложить оружие?), но сама идея чрезвычайно оригинальна.

Конечно, Войтыла не мог пойти ни на какие союзы с человеком, чьи действия привели к восстанию христиан (что, впрочем, не уберегло понтифика от атак в прессе, изумленной появлением на папской аудиенции представителя скомпрометированного режима). Однако суданскому идеологу организовали встречу с членами Папского совета по межрелигиозному диалогу во главе с кардиналом Аринзе, а община святого Эгидия, действовавшая под крылом Ватикана, связала его с предводителем христианских повстанцев Джоном Гарангом (позднее суданские власти припомнят это богослову, когда его пути с аль-Баширом разойдутся) [1126].

Спустя два месяца после африканского путешествия Иоанна Павла II пригласил в свою страну еще один мусульманский лидер — Сали Бериша, первый демократически избранный президент Албании. Он хотел прорекламировать свою страну в Европе и заодно напомнить о ее проблемах: беспросветной бедности и близости к кипящей Югославии. Нищее государство в любой момент рисковало вовлечься в тамошние конфликты: косовские албанцы уже дважды учиняли волнения, требуя автономии.

Албания являла собой живой пример победы веры над материализмом. Скончавшийся восемью годами ранее сталинист Энвер Ходжа провозгласил Албанию первым государством победившего атеизма. В правление коммунистов здесь жестоко преследовали как священников, так и мулл, а храмы и мечети переделывали в хозяйственные объекты. Однако марксистский режим пал, имя Энвера Ходжи кануло в небытие (сейчас его помнят разве что сами албанцы), а к власти пришла Демократическая партия, у истоков которой стояла истовая католичка Месила Дода, целиком разделявшая взгляды Иоанна Павла II на аборты и секс-меньшинства. Чем не символ Божьего триумфа? Ощущение это подкреплялось тем, что в Тиране понтифика встретила самая знаменитая албанка в мире, мать Тереза, принявшая это имя в честь кармелитки Терезы из Лизье — той самой, о которой вспоминал понтифик, когда призывал монахинь покинуть обитель возле Аушвица. Новейшая история албанского народа словно говорила: как ни беги от Господа, все равно к Нему вернешься.

Римский папа ясно указал на это. «Господь воскрес! Господь воистину воскрес!» — воскликнул он, рукоположив в Шкодере сразу четырех епископов [1127]. Этот город, оплот албанского католичества, по иронии судьбы стал родиной наиболее известного в XX веке теоретика салафии, Насируддина аль-Албани, чьи работы вдохновили экстремистов, захвативших в 1979 году Заповедную мечеть в Мекке. В то время шейх аль-Албани еще жил, и будь Войтыла чуть порасторопнее, он бы успел навестить его в Сирии. Такая встреча явилась бы хорошим дополнением к беседе понтифика с ат-Тураби.

Однако хоть Албания по преимуществу исламская страна, римский папа не воспользовался случаем, чтобы продолжить диалог с мусульманами. Он не встречался с имамами, не общался с последователями пророка Мухаммеда. Девятнадцати часов, в течение которых Войтыла находился в Албании, хватило лишь на то, чтобы посетить Тирану и Шкодер. В столице Войтыла выступил на площади Скандербега, воскликнув по-албански: «<���…> ваша трагедия, дорогие албанцы, должна стать делом всего Европейского континента. Европа не должна этого забыть!» Под трагедией наместник святого Петра разумел насильственную атеизацию, которой сорок лет подвергались жители.

Чувства римского папы понятны, но реалии, как часто бывает, окажутся более приземленными. Спустя четыре года на волне крушения финансовых пирамид албанцы восстанут против своего демократического президента и передадут власть посткоммунистам. Причем партийные симпатии жителей распределятся в соответствии с этническим происхождением: мусульманско-католический север, населенный общностью гегерийцев, будет держаться демократов, а мусульманско-православный юг, вотчина тосков, — посткоммунистов. Настоящий трайбализм! При чем тут Бог и права человека?