Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Два этих автора — Григулевич и Вейгел — приведены здесь в качестве примера того, как эрудированные, хорошо разбирающиеся в вопросе люди могут описывать одно и то же, не греша против истины, но при этом рисуя совершенно разные картины минувшего. Не избежал этого соблазна и сам Иоанн Павел II.

Попытаемся все же заглянуть в душу Кароля Войтылы. К сожалению, даже столь обширной книги не хватило, чтобы исчерпывающе описать его личность. Ведь человек — это не только его поступки, но и его увлечения, чувства, недостатки. Войтыла, конечно, не был отрешенным проповедником и аскетом. Мог выпить пива, питал слабость к рыбным блюдам и сладостям, веселился при виде клоунов с красными носами; каждый год на Рождество звонил по телефону участникам своего Сообщества и пел им колядки; ненавистник войны, обожал повстанческие и партизанские песни. А еще приходил в восторг, когда на «Миколайки» (6 декабря) в папские апартаменты являлась одна из прислуживающих ему монахинь, сестра Ефросинья, наряженная святым Николаем, и приносила подарки. Любил вторники, потому что в этот день у него был выходной — обычно он проводил его где-нибудь на природе или в маленьком монастыре Девы Марии Милосердной в Менторелли, в полутора часах езды от Рима. Восхищался восходами и закатами, ради чего и вставал так рано. Очень неохотно менял обувь, занашивая ее до дыр [1484].

На всех коллективных фотографиях, сделанных в молодости, он почему-то держится с краю и слегка сутулится. Обычно так ведут себя крупные люди, чтобы не заслонять остальных, но Войтыла мощным телосложением не отличался: весил около восьмидесяти килограммов при росте 174 сантиметра (в момент избрания римским папой) [1485].

«Человек эпохи Возрождения» — так можно было бы его назвать по аналогии с одноименным голливудским фильмом. Все его чувства, мысли, вся философия происходили оттуда, из времен гуманизма и мистики. Если искать ему параллели в той эпохе, то первым на ум приходит, пожалуй, Пий II, понтифик середины XV века, который тоже имел за плечами литературное прошлое, покровительствовал наукам и искусствам, а увлечение античной культурой сочетал с глубокой верой.

Таков же был и Войтыла: открытый, казалось бы, новым веяниям, свободно рассуждавший на щекотливые темы взаимоотношений полов, он проявлял чрезвычайную косность в догматических вопросах. XVI и XVII века — вот то «золотое» время, которое он носил в себе. Время Контрреформации, расцвета польского «сарматизма» и стремительного распространения христианства по миру.

Настоящий «сармат» — это, безусловно, защитник христианства. Войтыла неосознанно впитал эту идею, позднее сделав ее крауегольным камнем всей европейской цивилизации, ведь Речь Посполитая в «сарматском» понимании — форпост истинной веры. Конечно, в Западной Европе все это давно не находило отклика. Даже в Польше подобные речи казались чем-то архаичным — клише «поляк-католик» не разделял уже Пилсудский. Тем не менее в понтификат Иоанна Павла II налицо была тенденция вновь увязать религию и национальное самосознание. Ныне в Польше это громко именуют учением Иоанна Павла II.

Но что же такое его учение? Если коротко, то это — истовая вера, помноженная на гуманизм. Этика солидарности, о которой твердил римский папа, сводится к искреннему желанию помочь ближнему без расчета на ответную благодарность. Это может показаться пустым морализаторством, но Войтыла жил именно так: отдавал всего себя окружающим, ничего не требуя взамен. Поэтому его можно считать святым.

Но кто такие эти окружающие? Иначе говоря, что такое человек? И вот тут ярко проявил себя папский догматизм. По твердому убеждению Войтылы, людьми становятся уже на стадии оплодотворения, почему он и восставал против всех форм искусственной контрацепции. На рубеже тысячелетий, когда в странах европейской культуры происходил пересмотр семейных отношений, библейская антропология Иоанна Павла II выглядела отголоском уходящей эпохи. Исключительно моральному весу Иоанна Павла II можно приписать запрет абортов в Польше. Без него в этой католической стране женщины столь же свободно избавлялись бы от плода, как и в других европейских государствах. Впрочем, насколько этот запрет действенен, показывают данные польской демографии: последние тридцать лет население практически не растет, а значит, поляки относятся к заветам своего великого земляка столь же беззаботно, как и католики в других развитых странах. Учение Иоанна Павла II соблюдается не более, чем кодекс строителя коммунизма в советском обществе.

Адам Михник в бытность студентом держался мнения, что «Гомулка и Вышиньский стоят друг друга» [1486]. Для этого диссидента диктатура церкви была ничем не лучше диктатуры партии. Позднее, в 1976 году, он несколько скорректировал позицию, заявив, что если «до войны Церковь была реакционной, а коммунизм проповедовал прогрессивные идеи, то теперь — наоборот». Отсюда следовал вывод: «Политический долг левых состоит в том, чтобы защищать свободу Церкви и гражданские права христиан совершенно независимо от того, что думаем мы о роли Церкви 40 лет назад и возможной ее роли через 40 лет» [1487].

Но вот прошло сорок лет. Какова же роль духовенства в современной Польше? Об этом кратко и емко сказано в книге социолога И. Кшеминьского, изданной в 2013 году: «<���…> из союзника модернизации, демократизации и защиты прав человека [церковь] превратилась в необычайно острого критика „европейской порчи“, а права человека, которые ранее воплощала, переделала ныне в католический кодекс морали из минувшей, дособорной эпохи» [1488].

Не приходится сомневаться, что под римско-католической церковью здесь имеется в виду и ее покойный глава, Иоанн Павел II. Трактовка прав человека, да и вообще любого явления сугубо с библейских позиций — одна из характерных черт папы-поляка. Отсюда постоянные «но», ставившие рамки самым великодушным начинаниям Кароля Войтылы. К примеру:

— женщина — это образ Девы Марии, но ей не место в рядах клира, так как среди апостолов не было женщин;

— церковь — это народ Божий, но ее глава — камень веры и единственный кормчий ладьи святого Петра; а значит — никакой демократизации;

— все церкви несут в себе частичку Святого Духа, но ключи от истины хранятся лишь в Апостольской столице; а следовательно, экуменизм — лишь под сенью Святого престола;

— все происходит по воле Божией, но коммунизм, фашизм и либерализм одинаково порочны и должны кануть в Лету;

— половой инстинкт — больше не грех, а дар Божий, но за секс без обязательств и контрацепцию ваши души отправятся в ад;

— святым стать легко, ибо всякий христианский праведник свят, тем более мученик, но Оскар Ромеро не заслуживает даже звания блаженного. О Джордано Бруно и речи нет.