Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

По условиям эмигрантской жизни я имел возможность приняться за свои воспоминания далеко не сразу. Они написаны мной в течение 1929–1930 гг. Принимаясь за них, я исходил из того, что ряды современников, ближайших свидетелей внутренней жизни преобразованного Государственного совета и активных участников в ходе работы его за период нашей кратковременной конституционной эры, быстро редеют. Голоса их не слышно. Между тем для будущего историка правдивое сказание о том, чем был и какую роль в действительности играл преобразованный Государственный совет в строю наших конституционных учреждений, несомненно, будет иметь значение. Государственным советом вообще мало интересовались, а внутренняя жизнь его составляет до сих пор для широких кругов русской общественности в полном смысле слова terra incognita [181] Terra incognita (лат.) – букв.: неизвестная земля, иносказательно: нечто неизведанное (в любой сфере). .

Я поставил себе задачей в меру моих сил восполнить этот пробел. Насколько мне это удалось и насколько в моем повествовании соблюдено должное беспристрастие, судить не мне.

Настоящие воспоминания намеренно озаглавлены мной «Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.». Воспоминания не претендуют ни на полноту, ни на абсолютную протокольную точность. Последняя исключается уже тем, что я никогда не вел никаких дневников и не располагал при писании своих воспоминаний никакими материалами. Все материалы, которые в свое время в изобилии находились в моих руках, не исключая стенографических отчетов заседаний Государственного совета, при бегстве моем из Петрограда в Финляндию в феврале 1920 г. поневоле были брошены на произвол судьбы. Пришлось полагаться исключительно на свою память. В общем и целом она мне, смею думать, не изменила. Но, конечно, отдельные мелкие фактические погрешности этим не устраняются. За всякие указания на них я буду премного благодарен.

По условиям эмигрантской жизни я имел возможность приняться за свои воспоминания далеко не сразу. Они написаны мной в течение 1929/30 гг. Принимаясь за них, я исходил из того, что ряды современников, ближайших свидетелей внутренней жизни преобразованного Государственного совета и активных участников в ходе работы его за период нашей кратковременной конституционной эры, быстро редеют. Голоса их не слышно. Между тем для будущего историка правдивое сказание о том, чем был и какую роль в действительности играл преобразованный Государственный] совет в строю наших конституционных учреждений несомненно будет иметь значение. Государственным советом вообще мало интересовались, а внутренняя жизнь его составляет до сих пор для широких кругов русской общественности в полном смысле слова terra incognita [182] См. сноску 179. . Я поставил себе задачей в меру своих сил восполнить этот пробел. Насколько мне это удалось и насколько в моем повествовании соблюдено должное беспристрастие, судить не мне. Могу сказать только одно [183] В тексте зачеркнута фраза: «Я старался соблюдать в своем повествовании должное беспристрастие, не скрывать ни должностных, ни официальных сторон виденного и слышанного мною». , я всемерно старался не забывать о мудром старом изречении: Homo sum, humani nihil a me alienum puto [184] Homo sum, humani nihil a me alienum puto (лат.) – «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо» – фраза из комедии римского писателя Теренция «Самоистязатель» (1, 1, 25). .

Сложное было время, сложная обстановка, сложная психология всех нас, современников, причудливо перемешались события и лица, которых мне приходится касаться в моих воспоминаниях. Слишком глубокие эмоциональные следы оставили в нас, современниках, события недавнего прошлого русской жизни.

Могу сказать одно: я старался быть объективным. Беспристрастность предполагает безразличность. Еще можно добавить от современников недавнего прошлого, кровью сердца переживающих без цели. Скажу лишь одно: важно ли оно в полной мере современникам, р[русским] патриотам, без различия политической окраски. Но не могу не сознаться, эмоциональные элементы в оценке политических] событий и уч[аствую]щих в них лиц, вообще играют заметную фактическую роль, то тем более, это д[олжно] иметь место в такие напряженные и катастрофические моменты, какие нам — современникам недавнего прошлого беспримерной катастрофы русской государственности, пришлось пережить и перестрадать.

Эмоц[иональные] моменты в политической жизни неизменно овладевают нами. Они способны даже оказать влияние и на нашу оценку политических] событий и участвовавших в них лиц. Время для спокойного, беспристрастного суждения sub specie aeternitatis [185] Sub specie aeternitatis (лат.) – крылатое латинское выражение, которое означает «с точки зрения вечности», «под взором вечности». о всем, что предшествовало беспримерной катастрофе русской государственности, еще не настало. В уме современников недавнего прошлого на каждом шагу встает скорбный вопрос: что могло быть, и что случилось.

Бесстрастное суждение о всем, что предшествовало беспримерной катастрофе р[усской] государственности и подготовило ее, требует от современников недавнего прошлого либо недостижимой резиденции, либо недопустимого безразличия.

Вся душа всколыхнется, когда вспоминаешь минувшего дни, и битвы, где вместе сражались они [186] Д.Д. Гримм в вольной форме передает пушкинские строфы из «Песни о Вещем Олеге» (1822): «Бойцы поминают минувшего дни, // И битвы, где вместе рубились они». . Потому борьба сия [нрзб.], ее психологические данные [предполагает] сближение с реальной борьбой на бранном поле, [нрзб.] И тогда невольно всколыхнется вся душа, когда вспоминаешь минувшие дни и битвы, где вместе рубились они.

Настоящие воспоминания намеренно озаглавлены мной «Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.» Воспоминания не претендуют ни на полноту, ни на абсолютную протокольную точность. Последняя исключается уже тем, что я никогда не вел никаких дневников и к тому же не располагал при написании своих воспоминаний никакими материалами. Все материалы, которые в свое время в изобилии находились в моих руках, не исключая стенографических отчетов заседаний Государственного совета, при бегстве моем из Петрограда в Финляндию в феврале 1920 г. поневоле были брошены на произвол судьбы. Пришлось полагаться исключительно на свою память. В общем и целом она мне, смею думать, не изменила. Но, конечно, отдельные мелкие фактические погрешности этим не исключаются [187] В тексте зачеркнута фраза: «Надеюсь, что их немного и фон общей картины, и во всяком случае общей картины, они не меняют». . За всякие указания на них я буду премного благодарен.