Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

Все сторонники реформы Сената у нас в Совете отлично это сознавали. Но этого было мало. Надо было убедить членов Государственной думы, вошедших в согласительную комиссию, в том, чтобы они отказались от всяких поправок, сами приняли бы законопроект в редакции Государственного совета и согласились бы в этом духе повлиять на свои фракции. Беседуя со мной на эту тему, С. С. Манухин перед самым заседанием согласительной комиссии шепнул мне: «Поговорите Вы с членами Думы, они Вам больше верят, чем нам». Он в данном случае имел в виду членов по назначению. Вместе с тем он попросил меня усесться рядом с ним, чтобы дать нам возможность оговариваться относительно тактической линии поведения во время заседания.

Моя дипломатическая линия, как я и ожидал, оказалась не из легких. Два вопроса грозили расколом между членами согласительной комиссии от Государственной думы и Государственного совета. Главным яблоком раздора являлся вопрос о предоставлении Сенату права издавать общие разъяснения смысла закона по предложениям подлежащих министров. Второй пункт расхождения, всплывший во время моих переговоров с членами Думы, сам по себе имел сравнительно второстепенное значение. Дело в том, что Государственный совет уже во время обсуждения законопроекта в общем собрании включил в него (не помню, по чьей инициативе) статью, которая имела в виду санкционировать практику, сложившуюся в кассационных департаментах без почвы в законе [286]. На основании этой статьи Сенату как по департаментским, так и по отделенским делам предоставлялось, буде данное присутствие Сената признает это нужным, приглашать в совещательную комнату, после выслушания стороны в деле, но до вынесения окончательной резолюции, обер-прокурора или заменявшего его во время рассмотрения данного дела товарища обер-прокурора.

Времени для дипломатических переговоров было очень мало. Главное внимание, естественно, было обращено на первое из двух указанных разномнений. Представителей правого крыла Государственной думы не приходилось, конечно, особо убеждать: они заранее были согласны примкнуть к точке зрения Государственного совета. С полуслова, как всегда, понял, в чем дело, и изъявил согласие на принятие компромиссного предложения, восторжествовавшего в Государственном совете, и представитель кадетской фракции, тонкий В. А. Маклаков. Зато упорно продолжали занимать непримиримую позицию представитель октябристов Годнев и прогрессист [287]И. Н. Ефремов. Что касается второго пункта, против которого в свое время были выдвинуты серьезные возражения и при прохождении законопроекта в общем собрании Государственного совета, и против которого я и сам тогда голосовал, то его за недостатком времени удалось коснуться только мельком, и вопрос остался открытым.

Заседание согласительной комиссии началось с заявления членов Думы, что они по уполномочию своих фракций готовы принять законопроект в редакции Государственного совета, за исключением вышеупомянутых двух пунктов. На этой почве разгорелся горячий спор, во время которого выяснилось одно очень любопытное недоразумение. Оказалось, члены Думы не отдавали себе отчет в том, что раз Дума примет законопроект целиком в редакции Государственного совета, то законопроект уже не возвращается в Государственный совет, а прямо представляется, на общем основании, через председателя Государственного совета государю на утверждение. Они считали, что законопроект, первоначально создавший разногласие между обеими палатами, даже в случае окончательного принятия его со стороны Государственной думы в редакции, устраняющей разномыслие, все же вновь поступает в Совет и подвергается там повторному голосованию. Отсюда члены Думы выводили, что риск, связанный с возвращением законопроекта из Думы в Совет, одинаковый, будут ли устранены все разномыслия, или по некоторым пунктам таковые сохранятся. По этому поводу возник формальный спор между членами Думы и Совета, ликвидированный в конце концов ссылками председателя комиссии С. С. Манухина на ст. ИЗ Осн[овных] зак[онов], ст. 50 Учреждения] Государственного] совета [288] и ст. 52 Учр[еждения] Государственной] думы.

Устранение этого недоразумения имело очень важное значение: оно открыло глаза членам Думы на то, насколько фатальную роль в деле вступления в силу коренной реформы Сената могла бы сыграть веская новая оттяжка, неизбежно связанная с сохранением в тексте законопроекта тех или иных разномыслий.

Правда, члены Думы Годнев и Ефремов и после этого остались по вопросу о предоставлении Сенату права издавать общие разъяснения смысла законов при особом мнении. Однако они при этом заявили, что они вынуждены поступить так, будучи связаны директивными, полученными от их фракций; но, вместе с тем, принимая во внимание серьезность положения и огромную ценность законопроекта в целом, они берут на себя обязательство подробно информировать свои фракции и настаивать перед ними на благополучном прохождении закона в Государственной думе.

В конце концов, по первому пункту большинством восьми голосов против двух была принята редакция Государственного совета. Перешли ко второму пункту. На нем в свою очередь едва не споткнулись. В. А. Маклаков начал доказывать, что раз Государственная дума по первому пункту, имеющему огромное принципиальное значение, отступит от своей точки зрения и примкнет к редакции Государственного совета, то члены согласительной комиссии от Государственного совета могли бы пойти ей навстречу по второму пункту. Он весьма убедительно стал доказывать, как недопустимо в принципе и как глубоко несогласно с духом судебных уставов включенное Государственным советом правило о том, что после заслушания дела, до внесения резолюции по нему, в совещательную комнату может быть приглашен обер-прокурор, дававший заключение по делу. Н.С. Таганцев заметил по этому поводу, что такая практика давно существует в уголовном кассационном департаменте, почему нет оснований не устанавливать подобного правила и для старых департаментов Сената. Этим он подлил масла в огонь. В. А. Маклаков крайне удивился и заявил, что он об этом первый раз слышит, и что такая практика явно незаконна. С ней надо бороться, а не узаконить ее. Вопрос неожиданно приобрел острый характер.

С. С. Манухин немного растерялся и вполголоса шепнул мне, что по этому вопросу, пожалуй, можно было б уступить Думе. Но я так опасался всяких неожиданностей в случае дальнейших оттяжек, о чем как-то в пылу спора успели позабыть, что тоже в полголоса решительно запротестовал против всяких уступок. Я бросился в бой и стал доказывать, что, конечно, сохранение оспоренного правила в законопроекте не служит к украшению закона, но дело не в этом. Единственная наша задача в данный момент ясна: надо сделать все, чтобы законопроект, в корне реформирующий всю структуру старого Сената и сближающий старый Сенат в организационном отношении с кассационным Сенатом, стал возможно скорее законом. Из-за этого стоит мириться со сравнительно второстепенными дефектами закона. Один раз его удалось протащить через Государственный совет, но нельзя без крайней нужды испытывать судьбу второй раз. Наши правые члены, хранившие во время этого спора глубокое молчание, явно наматывали себе мои слова на ус. Но я решил, что при сложившейся конъюнктуре терять нечего, и откровенность не может помешать. В. А. Маклаков махнул рукой и уступил.