Виктор Усов - Китайский Берия Кан Шэн

Кан Шэн — личность не особо приметная в партии — решил с помощью Цзян Цин укрепить свое влияние на Мао, и ради справедливости следует сказать, что ставка на Цзян Цин оправдалась. После того как Цзян Цин выходит замуж за Мао Цзэдуна, происходит духовное сближение Кан Шэна с руководителем ЦК КПК и налаживается действенный контакт между ними. В результате такой комбинации Кан Шэн становится одной из самых заметных и зловещих фигур в окружении Мао.

Как и всем вновь прибывшим, Цзян Цин предстояло пройти проверку на благонадежность. У многих в Яньани к ней были некоторые вопросы: не удавалось документально подтвердить, что она вступила в КПК в 1933 г.; туманный вопрос относительно ее чудесного спасения из гоминьдановских застенков. Однако с помощью ее бывшего любовника (и по некоторым данным супруга) молодого коммуниста-подпольщика Юй Цивэя, прибывшего в Яньань в октябре, а также Кан Шэна доказывается искренность Цзян Цин и ее преданность делу революции. И вскоре ее уже видят в стенах партийной школы, старательно изучающую азы марксизма-ленинизма. В апреле 1938 г. она уже на административной работе в Академии литературы и искусств имени Лу Синя.

«Мао Цзэдун обычно работает ночами, — писал в своих дневниках очевидец событий П.П. Владимиров. — Встает поздно, к полудню. По натуре честолюбив, поэтому, наверное, напускает на себя этакую многозначительность. А сам любит поесть, выпить, потанцевать, поразвлекаться с девицами, а для всех прочих проповедует жесточайший революционный аскетизм. Он вообще не прочь прикинуться пуританином. Он старательно создает о себе представление как о мудром правителе в традиционно китайском духе. Он умеет пустить пыль в глаза и, когда надобно, показать всем, как стойко „Председатель Мао“ разделяет тяготы с народом, ему подают чумизу, и он стоически поедает ее, запивая водой» [202]. Еще один очевидец, Ним Уэйлс, писала в дневнике: «Мао был из породы тех мужчин… кто не пропустит мимо ни одной женщины. Ему нравились свободомыслящие дамы» [203].

И наконец характеристика самой Цзян Цин, высказанная личному лечащему врачу Мао Цзэдуна Ли Чжисую: «Доктор, вы совершенно не знаете Председателя. Он очень любвеобилен и не пропустит ни одной юбки. Его мудрый разум никогда не восстанет против плотских утех, а женщин, желающих доказать ему свою преданность, более чем достаточно».

Поэтому естественно в поле зрения Мао попала и Цзян Цин, на которую впервые он обратил внимание летом. Видимо, в ней его привлекала молодость и определенная сексуальность. Вот как описывал Цзян Цин бывший телохранитель Мао Ли Иньцяо: «У нее были иссиня-черные волосы, перехваченные на затылке лентой и падавшие хвостом до середины спины, тонкие брови, ярко блестевшие глаза, аккуратный носик и крупный, щедрый рот. В Яньани все смотрели на нее как на кинозвезду. Цзян мастерски писала иероглифы кистью, каллиграфия ее считалась отменной. Сама кроила и шила себе одежду и выглядела в ней великолепно. Тогда Цзян Цин была очень общительной и не чуралась простых людей. …Зимой все кутались в вороха теплой одежды, Цзян же обязательно ее перешивала, чтобы подчеркнуть свою тоненькую фигурку» [204].

Уже в августе, ровно через год после ее прибытия в Яньань, Цзян Цин перевели на работу в Военную комиссию — личным помощником Мао. Осенью они поселились вместе, а в ноябре Мао дал несколько обедов для коллег из Политбюро, на которых Цзян Цин вела себя как полноправная хозяйка дома. Так, можно сказать, была отпразднована их «свадьба»: никаких официальных церемоний. Однако эту «свадьбу» Мао многие члены Политбюро ЦК встретили очень настороженно. Имеются сведения, что некоторые выступили против развода Мао с третьей женой Хэ Цзычжэнь и особенно против женитьбы на актрисе с сомнительной репутацией. Этот вопрос обсуждался даже на заседании Политбюро, однако Мао Цзэдун настоял на своем, заявив, что свою личную жизнь он будет устраивать так, как хочет, несмотря ни на что. Именно Кан Шэн сыграл главную роль в урегулировании этого семейного конфликта. Он дал на Политбюро поручительство за Цзян Цин, заявив, что проведено детальное расследование и не обнаружено в ее биографии ничего порочащего и подозрительного, и с той поры стал ее доверенным лицом. Политбюро в конце концов согласилось на брак Мао лишь при следующих условиях: Цзян Цин не должна вмешиваться в дела партии и мозолить глаза широкой публике, не должна занимать никаких ответственных постов, посвятит себя исключительно личной заботе о Мао.

Еще одна услуга (поиск сыновей Мао Цзэдуна, которую оказал Кан Шэн), должна была способствовать их сближению. Сыновья родились в очень неспокойное и тревожное время, они вынуждены были вместе с родителями кочевать по Китаю. В 1924 г. их увозят в Шанхай, в следующем году возвращают в родные места — в Шаошань. В 1926 г. вместе с родителями они едут в Гуанчжоу, вскоре вновь возвращаются в Чанша, а затем оказываются в Ухани.

После того, как в 1927 г. революционное движение в Китае пошло на спад и потерпело поражение, 7 августа 1927 г. в Ханькоу было созвано чрезвычайное совещание ЦК КПК (известное также как Августовское совещание), которое оценило текущий момент как временное, но «крупное и тяжелое поражение китайской революции», оно осудило некоторых руководителей Наньчанского восстания, включая и Мао Цзэдуна.

Мао со своей семьей в те тяжелые дни вынужден был скрываться, а детей и жену отправил к своему тестю. Сам он принял участие в восстании «Осеннего урожая», руководя им в восточной Хунани.

7 сентября 1927 г. повстанческие отряды Мао Цзэдуна выступили из Чанша. Уже через неделю после начала похода стало ясно, что восстание обречено на поражение. Не имея базы и не пользуясь поддержкой в районах крестьянского движения, Мао был вынужден увести остатки своих войск из Хунани в труднодоступный район Цзинганшань на границе Хунани и Цзянси. С этого времени целых три года дети росли и учились без отца под опекой матери.

Ранним утром 24 октября 1930 г. старший восьмилетний Аньин сквозь сон услышал стук приклада винтовки в дверь дома и какие-то громкие крики. Когда мальчик открыл глаза, то увидел, что здоровый детина в военной форме выталкивает мать из маленькой комнаты, требуя, чтобы она вышла на улицу. Аньин подскочил с постели как ужаленный и встал перед матерью, крича во все горло: «Не пущу, не пущу! Моя мама — хорошая, никуда не пущу!». Тащивший мать солдат злобно процедил сквозь зубы: «Хорошо, тогда и тебя — маленького коммунистического чертенка — также захватим с собой». Служанка пыталась встать на защиту своей хозяйки, за что немедленно была арестована. Все трое были доставлены и посажены в местную тюрьму. Мать Аньина в тюрьме многократно и жестоко избивали так, что на ней и живого места не осталось, вся ее одежда и обувь после побоев были в крови. Сынишка плакал навзрыд и своими маленькими ручонками гладил ее раны, спрашивая: «Мама, где болит, скажи мне. Подожди, я вырасту и отплачу за тебя сполна, я их всех поймаю и каждому надаю по сто тумаков». От этих слов сына у матери становилось тепло на сердце и казалось, что боль немного отступает. Когда у нее немного подживали раны, она рассказывала сынишке сказки и учила его писать.