Виктор Усов - Китайский Берия Кан Шэн

Репрессиям и шельмованию подвергались как рядовые коммунисты, так и многие лидеры КПК. Бесспорно, главными объектами чистки, критики и давления в ходе «чжэнфэна» были известные деятели КПК — Чэнь Шаоюй (Ван Мин), которого Кан Шэн пытался даже отравить [253], Цинь Бансян (Бо Гу), Чжан Вэньтянь (Ло Фу), Ван Цзясян, Чжоу Эньлай, Ян Шанкунь, Чжу Жуй [254], Гао Ган, который был арестован и подвергся пыткам [255]. Большинство из них обвинялись в «левом оппортунизме и догматизме». Под видом критики этих течений некоторые деятели в руководстве КПК пытались перечеркнуть определенные заслуги многих видных руководителей партии, расчистить почву для культа личности Мао Цзэдуна как якобы единственного непогрешимого руководителя и теоретика партии.

Итак, в ходе «чжэнфэна» стал активно насаждаться культ личности Мао Цзэдуна. Как отмечали приехавшие в Яньань китайские корреспонденты, в «Яньани процветает культ личности Мао Цзэдуна», о нем слагаются стихи и песни. Так, в одной из песен говорилось: «Когда из-за холмов поднимается солнце, восточный горизонт становится красным; в Китае родился Мао Цзэдун, народ назвал его вождем; он призывает народ стать хозяевами земли». Тогда же в первый раз прозвучала песня «Алеет Восток», так любимая Мао Цзэдуном, которая в ходе «культурной революции» заменила гимн КНР, ее мелодию транслировал первый искусственный спутник Земли, запущенный китайцами в 1970 г. весом 173 кг.

Со стен общественных зданий в городах и деревнях всей «красной зоны» на прохожих смотрел с портретов Мао, его именем назывались школы, к примеру, «Школа молодых партийных работников имени Мао Цзэдуна» в Яньани, «Школа имени Мао» на родине Кан Шэна в Шаньдуне. Детей с пеленок стали учить распевать: «Мы — послушные ученики Председателя Мао». А ведь до пресловутой «культурной революции» еще было более двадцати лет, когда все эти вещи расцвели вновь махровым цветом и так поражали иностранцев.

В июле 1937 г. печатный орган КПК газета «Цзефан жибао» впервые опубликовала портрет Мао Цзэдуна. Это был отпечаток с вырезанной на дереве гравюры, где лицо Мао озаряли лучи восходящего солнца. Известно, что в Поднебесной такой мотив традиционно ассоциировался с богоподобным императором — Сыном Неба.

Весной 1944 г. Мао, как императора, пригласили бросить в землю первые зернышки проса, и он проложил, как в прошлом в императорском Китае Сын Неба, на поле символическую борозду.

На стене одной из комнат штаба артиллерийского соединения 359-й бригады 18-й армейской группы висел лозунг: «Бороться за авторитет Председателя Мао».

Двое американских журналистов, Теодор Уайт и Аннели Якоби, посетившие тогда Яньань, сообщали своим редакциям, что Мао «вознесен на вершину всеобщего поклонения» и стал объектом «слащавых до отвращения панегириков».

Зарождению и распространению культа личности Мао Цзэдуна способствовало мартовское (1943 г.) совещание Политбюро ЦК КПК, на котором было принято «Решение относительно упорядочения и сокращения аппарата ЦК». В нем говорилось, что между съездами Политбюро ЦК берет на себя ответственность по руководству всей работой партии и решает важнейшие вопросы. Политбюро утверждает товарища Мао Цзэдуна Председателем. Секретариат, организационно подчиненный Политбюро, является органом, который ведет повседневную работу и решает все вопросы повседневного характера на основе курса, утвержденного Политбюро ЦК. «Секретариат, — говорилось в документе, — вновь решено создать из трех человек: Мао Цзэдуна, Лю Шаоци и Дун Биу, сделав тов. Мао Цзэдуна Председателем. При обсуждении вопросов на заседаниях Председатель имеет право на последнее решение». В дальнейшем, во время войны в связи с нерегулярностью созыва совещаний Политбюро (было положено собираться два раза в месяц) роль Секретариата значительно возросла, а следовательно, и повышалось значение Мао Цзэдуна как человека, имеющего последнее слово в решении любого вопроса (таким образом, все это делалось при попустительстве Лю Шаоци, Дун Биу и многих других, а особая роль Мао Цзэдуна, закрепленная этим решением, закреплялась и в дальнейшем, и это бесспорно стимулировало возрастание культа личности. — В.У. ). Бывший личный секретарь Мао Ху Цяому считал, что в «Решении по некоторым вопросам истории партии» 1945 г. уже было заложено начало культа личности Мао Цзэдуна.

В середине 40-х годов впервые в употребление был введен термин «идеи Мао Цзэдуна» ( «Маоцзэдун сысян» ), начали печатать сборники его «Избранных трудов». Мао Цзэдун в это время даже предлагал ввести термин «маоцзэдунизм». Вот как об этом вспоминал Ван Мин: «1 апреля 1944 г., в 4 часа дня, Мао Цзэдун, сидя у моей постели, добродушно говорил: Товарищ Ван Мин! Вы заболели еще до того, как официально началось упорядочение стиля. Поэтому я не успел поговорить с вами о некоторых вопросах, касавшихся кампании по упорядочению стиля. Сегодня я пришел, чтобы высказать то, что таится в глубине души.

Прежде всего, почему понадобилось упорядочить стиль? Первейшая цель кампании по упорядочению стиля состоит в том, чтобы сделать возможным написание истории Компартии Китая как моей личной истории. Каким же образом можно добиться этого? Необходимо создать маоцзэдунизм. Если не будет маоцзэдунизма, то как же удастся написать историю Компартии Китая как личную историю Мао Цзэдуна?» [256]Изучая историю и материалы «чжэнфэна», японский синолог Н. Токуда пришел к выводу, что «раздутый миф о Мао Цзэдуне был создан из политической необходимости», а «идеи Мао Цзэдуна, которые появились в качестве партийной идеологии на VII съезде КПК, в действительности не были „собственно идеями Мао“, а коллективно суммированным и сформулированным итогом опыта китайской революции» (кстати, намного позже, уже после «культурной революции» и смерти Мао, такая же точка зрения стала преобладающей в КНР. — В.У. ). «Однако когда „идеи Мао Цзэдуна“, — пишет Н. Токуда, — превратились в миф, а Мао как концентрированное воплощение „идей“ стал символом революционного движения, все значение этого движения было монополизировано одним Мао» [257].

И особая роль во всех карательных функциях отводилась Кан Шэну и его службе.

Часть неприглядных фактов, по сообщениям советских людей из Яньани, становилась известна руководству Коминтерна. И видимо, Кан Шэн по своим каналам был неплохо информирован об этом. «Все мы под наблюдением. Осведомители Кан Шэна — переводчики и завхоз. Слежка в доме и вне дома», — очередная запись в дневнике П. Владимирова от 4 ноября 1942 г. [258]