Виктор Усов - Китайский Берия Кан Шэн

Такие методы работы Кан Шэна не нравились определенной части партийного руководства. Так, Чжоу Эньлай летом 1943 г., вернувшись из Чунцина в Яньань, высказал свое недоверие Кан Шэну, утверждавшему, что подпольные организации КПК в гоминьдановских районах наводнены шпионами.

Еще недавно Чжоу Эньлай, участвуя в работе совещания членов партии Юго-Западного Китая, которое проводилось Юго-Западным Бюро ЦК КПК с декабря 1941 по январь 1942 г. в Чунцине, как раз отмечал «боевитость» отряда коммунистов, насчитывающих более 5 тыс. человек и работающих в подполье, их тесную связь с массами, использование легальных и нелегальных методов работы [259]. Расследовать ситуацию поручили Жэнь Биши.

Последний, по воспоминаниям Ши Чжэ, которого Жэнь Биши пригласил к себе для разъяснений, обнаружил очень много фиктивных и ошибочных дел. Он опасался, что такой размах репрессий может вызвать широкое недовольство масс. Жэнь Биши доложил Мао Цзэдуну, что он обнаружил, предложив немедленно прекратить фабриковать явно ошибочные дела [260]. Представленный им Мао Цзэдуну доклад никогда не публиковался, однако не вызывает сомнения тот факт, что он содержал резкую критику методов Кан Шэна, поскольку уже в августе 1943 г. Мао отдал следователям Общественного отдела КПК приказ поумерить свой пыл [261].

Итак, ропот и недовольство, вызванные «чжэнфэном» даже среди его ближайшего окружения, вынудили Мао Цзэдуна несколько скорректировать свою политику, он понял, что несколько «перегнул палку». Следуя своему излюбленному методу сваливать свою вину на других и всегда находить «козла отпущения», Мао обвинил Кан Шэна в том, что тот якобы не выполнил его девять указаний и не придерживался «политики великодушия», вынуждал к признаниям и верил в искренность признаний, добытых путем грубого принуждения. В результате началась кампания «самоопровержений и реабилитации». Всем тем, кто оклеветал себя в принадлежности к вражеской агентуре, к контрреволюции и т. п., предоставлялось право написать опровержение с указанием, что показания были даны в результате принуждения. Центральная комиссия по «чжэнфэну» рассматривала эти «опровержения» и принимала решения о реабилитации. Эта кампания продолжалась до VII съезда КПК. Но она не касалась тех, кто обвинялся в «догматизме и эмпиризме».

В мае 1943 г. Кан Шэн с большой радостью (кстати, как и Мао Цзэдун) встретил известие о роспуске Коминтерна. Однако, несмотря на его роспуск, положение, сложившееся в КПК, вынудило Генерального секретаря ИККИ Георгия Димитрова направить личное письмо Мао Цзэдуну, содержание которого, видимо, сразу же стало известно Кан Шэну. «Не могу не сказать Вам о той тревоге, которую вызывает у меня положение в Китайской компартии, — писал Г. Димитров. — Я считаю политически неправильной проводимую кампанию против Чжоу Эньлая и Ван Мина, которым инкриминируется политика национального фронта, в итоге которой они якобы вели партию к расколу. Таких людей, как Чжоу Эньлай и Ван Мин, надо не отсекать от партии, а сохранять и всемерно использовать для дела партии. Меня тревожит и то обстоятельство, что среди части партийных кадров имеются нездоровые настроения в отношении Советского Союза. Сомнительной мне представляется также и роль Кан Шэна. Проведение такого правильного партийного мероприятия, как чистка партии от вражеских элементов и ее сплочение, осуществляется Кан Шэном и его аппаратом в таких уродливых формах, которые способны лишь посеять взаимную подозрительность, вызвать глубокое возмущение рядовой массы членов партии и помочь врагу в его усилиях по разложению партии. Еще в августе с. г. мы получили из Чунцина совершенно достоверную информацию о том, что гоминьдановцы решили послать своих провокаторов в Яньань с целью поссорить Вас с Ван Мином и другими партийными деятелями, а также создать враждебное настроение против всех тех, кто жил и учился в Москве. Об этом коварном намерении гоминьдановцев я Вас своевременно предупреждал. Сокровенное желание гоминьдановцев — это разложить компартию изнутри, чтобы таким образом легче ее разгромить. Для меня не подлежит сомнению, что Кан Шэн своей деятельностью льет воду на мельницу этих провокаторов» [262].

Таким образом, даже руководители Коминтерна и ВКП(б) были недовольны как размахом чисток, осуществляемых Кан Шэном (а уж размах чисток в СССР им был хорошо знаком), так и тем, что в первую очередь критикуют и шельмуют тех из руководителей, кто в свое время учился, преподавал, работал в СССР, представлял КПК в Коминтерне. Видимо, эти китайцы также информировали советские руководящие органы о борьбе, которая ведется против них в Яньани.

После получения послания от Димитрова Мао Цзэдун неожиданно 7 января 1944 г. пришел к П. Владимирову и, попросив несколько листов бумаги, набросал текст телеграммы для Димитрова. Затем он передал ее связному Коминтерна с просьбой срочно направить в Москву. «Мао выглядел обеспокоенным, в движениях его сквозила напряженность и нервозность, — записал в дневнике 8 января П. Владимиров. — …Вид у него был довольно утомленный. Похоже, что в эту ночь он так и не спал» [263].

В телеграмме Мао просил Димитрова не волноваться и благодарил последнего за помощь, за предупреждение о недопустимости раскола единого антияпонского фронта. Он сообщил также, что в Яньани проводятся энергичные меры по укреплению единства партии, а к Ван Мину относятся исходя из главных положений внутрипартийной политики — объединение и сплочение.

«Послать телеграмму по нашей радиостанции — недурной ход Мао, — констатировал П. Владимиров. — Кроме прочего, это будет свидетельствовать о том, что Председатель ЦК КПК и советская группа „живут душа в душу“, что нет и не было нападок на Советский Союз, „догматиков“, выучившихся в Советском Союзе, и всех, симпатизирующих моей Родине.

Телеграмма Председателя ЦК КПК преследовала и другую цель — любой ценой сохранить в руководстве КПК Кан Шэна, окончательно разоблачившего себя как врага партии и народа. Мао Цзэдун решил пойти на сделку: он сохранит в руководстве Кан Шэна — это, так сказать, для себя, но одновременно оставит в покое Ван Мина — это в качестве доказательства преданного отношения к СССР и ВКП(б)» [264].

Как показали дальнейшие события, действительно Мао не хотел отдавать Кан Шэна, он предполагал его еще неоднократно «использовать» в своей борьбе с оппозицией в партии, учитывая «большой опыт» подковерной борьбы Кан Шэна.

С мая 1944 г. по 20 апреля 1945 г. работал в течение 11 месяцев 7-й пленум ЦК КПК 6-го созыва.

В ходе обсуждения доклада Кан Шэна об итогах работы Центральной комиссии по проверке кадров проявилось широкое недовольство перегибами в движении «за упорядочение стиля», деятельностью Кан Шэна и его окружения. Кан Шэн пользуется дружной неприязнью на пленуме, но он не сдает своих позиций, зная, что за ним стоит Мао Цзэдун, он «четок и деловит, за очками все те же надменные брови».