Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

По другую сторону линии фронта Манштейна все больше беспокоила неспособность одиннадцатой армии нанести серьезный урон обороне Севастополя. Осознав, что применяемая до сих пор тактика неэффективна, он 8 июня издал приказ, требующий лучшего взаимодействия родов войск на поле боя. Манштейн отмечал, что «результат интенсивного артиллерийского огня и ударов авиации» не используется «немедленно и в полной мере». Признав, что фланговый огонь противника и пересеченная местность затрудняют продвижение пехотных полков, Манштейн принял ряд мер для исправления ситуации. В их число входили более концентрированный огонь артиллерии, чтобы нейтрализовать или уничтожить вражеские цели, более эффективный контрбатарейный огонь и не в последнюю очередь усиленная разведка минных полей [1407]. Особое беспокойство вызывала проблема мин на северном участке фронта (LIV корпус). Согласно рапорту, составленному начальником инженерной службы одиннадцатой армии генерал-майором Густавом Берингером, русские мины были «рассредоточены по всей территории», но минных полей было относительно немного. В первые четыре дня наземного наступления жертвами мин стали 153 человека — в целом не слишком большое число, но для устранения этой угрозы потребовалось две трети инженерных ресурсов армии. Только за четыре дня, 7–10 июля, немецкие саперы обезвредили 15 600 мин, но это была лишь небольшая часть мин, установленных советскими защитниками города [1408].

Манштейн понял, что кроме усиления взаимодействия подчиненных ему войск единственный способ развить успех — бросить в прорыв свежие пехотные части. В письме начальнику Генерального штаба немецкой армии генерал-полковнику Францу Гальдеру от 9 июня 1942 г. он повторил просьбу выделить «хотя бы один полк» из дислоцированной в Керчи 46-й дивизии, подчеркивая тот факт, что каждая из четырех пехотных дивизий, участвующих в наступлении на северном участке, понесла потери не менее тысячи человек [1409].

Несмотря на ожесточенные бои первых трех дней и сопровождавшие их потери, боевой дух обеих противоборствующих сторон не ослабевал — все понимали, что приближается решающий этап. На северном и северо-восточном участках обороны города советские войска пытались стабилизировать положение, а немецкие усиливали давление. 132-я дивизия Линдемана и 50-я дивизия Шмидта сумели лишь немного продвинуться вперед, тогда как 22-я пехотная дивизия Вольфа успешно развивала наступление, вклинившись в северный участок оборонительных линий противника. В центре 65-й полк этой дивизии после захвата станции Мекензиевы горы временно перешел к обороне и отражал многочисленные контратаки советских войск. К востоку от него 47-й полк 11 июня достиг нефтебазы Черноморского флота на северной оконечности Севастопольской бухты — это было лучшее достижение LIV корпуса с начала сражения.

Два дня спустя, 13 июня, 16-й пехотный полк на правом фланге 22-й дивизии штурмом взял форт «Сталин» (батарея ПВО № 365). Командир батареи старший лейтенант Иван Семенович Пьянзин отправил последнюю радиограмму: «Отбиваться нечем. Личный состав весь вышел из строя. Открывайте огонь по нашей позиции и командному пункту» [1410]. За проявленное мужество Пьянзину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Сегодня на месте батареи установлен монумент, увековечивающий память командира и его подчиненных, сражавшихся до самого конца. Этот локальный эпизод не повлиял на общий ход сражения, однако взятие данного укрепленного пункта имело для одиннадцатой армии символическое значение. Солдаты Дитриха фон Хольтица, не добившиеся успеха в ледяном декабре, радовались победе в разгар жаркого крымского лета. Их жертвы были не напрасны. Один тяжелораненый немецкий солдат шутил: «Все не так плохо — Сталин у нас» (имеется в виду одноименный форт) [1411].

Тем временем остальные три дивизии LIV корпуса (132, 50 и 24-я) не смогли продвинуться так же далеко. Только после того, как Хансен перегруппировал силы, перебросив 24-ю дивизию между 132-й и 22-й, а румынскую 4-ю горную дивизию на левый фланг, LIV корпус смог начать более концентрированную и эффективную атаку на северном участке фронта. Эта операция продолжилась 17 июня. Учитывая его выбор во время второго штурма в декабре 1941 г., вызывает удивление, что Хансен не изменил схему маневра для последнего наступления, начавшегося 7 июня 1942 г.

Защитников Севастополя по-прежнему поддерживал Черноморский флот, корабли которого постоянно становились целями для немецкой авиации. Как и британцы во время обороны Мальты, отважные советские экипажи крейсеров, эсминцев и подводных лодок доставляли на главную базу Крыма жизненно важные подкрепления, топливо и боеприпасы. Советский военный корреспондент Евгений Петров писал, что вся сила обороны города летом 1942 г. заключена в «сочетании мужества с умением». Например, он подчеркивал:

«Какой знаток военно-морского дела поверил бы до войны, что боевой корабль в состоянии подвезти к берегу груз, людей и снаряды, разгрузиться, погрузить раненых бойцов и эвакуированных женщин и детей, сделав все это в течение двух часов, и вести еще интенсивный огонь из всех орудий, поддерживая действия пехоты!» [1412]

Экипаж крейсера «Молотов» совершил такой подвиг в ночь с 12 на 13 июня. Корабль доставил 2998 бойцов 138-й отдельной пехотной бригады, двадцать восемь пушек, шесть минометов, свыше 1000 автоматов и более 100 тонн боеприпасов, продовольствия и медикаментов. Во время разгрузки крейсер выпустил пятьдесят один снаряд главного калибра (180-мм) и восемьдесят четыре снаряда калибра 100 мм по нескольким наземным целям, указанным командованием Севастопольского оборонительного района. В порт Туапсе на восточном побережье Черного моря были эвакуированы 1065 раненых, а также 350 женщин и детей [1413].

Войтехов подробно описывает лихорадочную ночную активность в порту Севастополя: дебаркадеры освещались парашютными ракетами и прожекторами, и, как только немецкие артиллеристы пристреляли дальность, начался интенсивный обстрел. Вскоре после точного попадания в воздух взвился яркий столб пламени; звук был невыносимым, словно крики умирающего. Рядом «горели резервуары, в которые подводные лодки сливали топливо, на причале взрывались ящики со снарядами. Водители грузовиков лавировали в дыму и пламени…».

Репортер, рисующий эту яркую картину, тем не менее напоминает читателям, что главной задачей была поддержка невероятного темпа погрузки и разгрузки. Соответственно, от уклонявшихся от работы безжалостно избавлялись. Среди тех, кто работал в порту, были заключенные, вспоминал Войтехов. Один из них, вероятно ждавший победы немцев, организовал группу недовольных, и работа продвигалась медленно. Начальник, руководивший разгрузкой, приказал заключенному открыть рот и сказать: «А-а». Когда тот не послушался, начальник выстрелил ему прямо в зубы, которые полетели во все стороны вместе с брызгами крови и мозгами. Потом повернулся к остальным и потребовал: «Быстрее» [1414]. В военное время в сталинском Советском Союзе расправа была скорой и жестокой.