Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

«Форт постоянно обстреливают артиллерия и минометы. Но по подземным проходам можно выйти к обрыву на берегу. В темноте мы спустились по веревочным лестницам и с 01 часу ночи ждали среди скал. Два часа прошло без всяких признаков жизни. Только русские снаряды пролетали над головой в сторону моря. Мы находились в нейтральной полосе. Почти расстались с надеждой… Но вдруг они появились. Командир по громкоговорителю позвал нас подниматься на борт. В море ждали два торпедных катера, они не могли подойти прямо к берегу, потому что кругом были скалы. К счастью, море не штормило, и мы поплыли на небольших лодках, по восемь человек в каждой. Дело шло медленно, а уже начинало светать. Но наконец мы были готовы выйти в открытое море. Каждый катер принял на борт около 50 человек. На полной скорости мы пошли в юго-западном направлении… Через восемь часов катера вошли в спокойные воды порта Констанца. Мы были спасены» [1533].

11 мая остатки немецких и румынских войск отбили не менее семи атак противника, но понесли тяжелые потери. Подземные туннели и казематы форта «Максим Горький II» вскоре заполнились ранеными. Последняя ночь эвакуации была успешной лишь отчасти — тысячи удалось спасти, но многие остались на берегу. Всем подразделениям было приказано к 23:00 прибыть к местам погрузки в различных заливах и бухтах, занять оборону и ждать прибытия своих судов. В чрезвычайных обстоятельствах разрешалась погрузка на любое судно.

Из всех немецких дивизий почти полностью удалось вывезти только 98-ю. Из 50-й дивизии был эвакуирован всего один полк (121-й); на берегу осталась и большая часть 111-й дивизии. У подразделений 73-й и 336-й дивизий судьба сложилась по-разному. По приказу штаба группы армий «Южная Украина» торпедный катер вывез генералов Альмендингера и Пикерта, а также остатки штаба семнадцатой армии. Оба генерала сумели вырваться из осажденного Сталинграда, и теперь снова спаслись.

На рассвете 12 мая советские войска под прикрытием авиации и артиллерии начали наступление на скалы и места погрузки. Последние суда отошли от берега двумя часами раньше. К полудню бои практически закончились: почти все оставшиеся немецкие и румынские солдаты — более 15 тысяч — капитулировали. Длинными колоннами их отправляли в плен, где им было суждено либо погибнуть, либо провести долгие годы в тюрьмах и лагерях. Среди них был генерал-майор Герман Беме, командир 73-й дивизии, не покинувший свой командный пункт. Он вернулся в Германию только в 1955 г., в составе последней группы из 16 тысяч военнопленных. Его коллега командир 11-й дивизии Эрих Грунер погиб. Он хотел сдаться, но был застрелен. Отдельные румынские и немецкие подразделения продолжали сражаться до самого конца, пока у них не закончились боеприпасы. Последние счастливчики (семь офицеров и семьдесят пять солдат) были эвакуированы торпедным катером в ночь с 12 на 13 мая.

Несмотря на катастрофы последних нескольких дней, большая часть семнадцатой армии — и немцы, и румыны — была успешно эвакуирована из Крыма. 12 апреля численность армии составляла приблизительно 230 тысяч человек. Из них 130 тысяч были вывезены морем, а еще 21 457 по воздуху — преимущественно раненые. В период последнего сражения за Крым и Севастополь с 8 апреля по 13 мая количество убитых, раненых и пропавших без вести составило 57 500 человек (31 700 немцев и 25 800 румын) [1534]. В их число входили 26 тысяч пленных (по данным Красной армии). Сравнение данных показывает, что неизвестной осталась судьба более 21 тысячи человек.

Несмотря на большое количество спасенных в ходе эвакуации, среди немцев и румын царило уныние. Поражение не могло породить «эффект Дюнкерка», превратившись в легенду и еще больше сплотив нацию. В отличие от обороны Севастополя советскими войсками, которая продолжалась 250 дней, город был сдан через пять дней после начала решающего сражения 5 мая 1944 г. Поэтому ни о какой триумфальной легенде не могло быть и речи. Тем не менее в последние дни командование вермахта выпускало бодрые коммюнике о разворачивающейся катастрофе. Например, 10 мая сообщалось, что «на Севастопольском плацдарме немецкие и румынские войска ведут тяжелые бои с наступающим противником. При отходе были оставлены развалины города Севастополя». Три дня спустя, накануне окончательного поражения, немцы объявили, что «вчера наш арьергард в окрестностях Севастополя по-прежнему вел ожесточенные бои с численно превосходящим противником, с беспримерной храбростью прикрывая эвакуацию немецких и румынских соединений» [1535].

Тем не менее никакие рассказы о героизме не могли скрыть масштаб поражения на Крымском полуострове и потерю Севастополя, за взятие которого заплатили жизнями столько немецких и румынских солдат. Конечно, это поражение несравнимо с катастрофами под Сталинградом и в Тунисе (в феврале и мае 1943 г. соответственно) или с разгромом группы армий «Центр» в июне — июле 1944 г., но семнадцатая армия как боевая единица перестала существовать. Были уничтожены четыре корпуса: немецкие V и XLIX горный, румынские I горный и кавалерийский.

Гитлер снова пошел ва-банк, а расплачиваться пришлось народам Германии и Румынии. Потеря Крыма не стала «вторым Сталинградом», как опасался Гитлер в конце декабря 1943 г., но это была серьезная неудача Германии и ее союзников. Тем не менее была сформирована новая семнадцатая армия — точно так же, как шестая армия после разгрома под Сталинградом. Она сражалась в Галиции, в восточной части Карпат, а в самом конце войны, в мае 1945 г., в Силезии — и проиграла все сражения на долгом пути к окончательному разгрому Германии.

В середине мая освобожденный Севастополь принимал первого важного гостя — маршала Василевского. Инспекция победоносных войск 4-го Украинского флота завершилась досрочно, когда машина маршала подорвалась на мине и перевернулась. Василевский был ранен в голову осколками разбившегося ветрового стекла и эвакуирован в Москву для лечения.

Мины были везде: в городе, в полях и на лесных дорогах. Саперы, в том числе Владимир Колесников и его подчиненные, работали круглые сутки, очищая территорию от мин и неразорвавшихся снарядов. Вскоре после освобождения города американский военный корреспондент Эдди Гилмор описывал свои поездки по узким дорогам в окрестностях Севастополя. Поначалу он удивлялся, почему советские водители едут так осторожно. Объяснения долго ждать не пришлось. «На другой стороне дороги мы увидели, в чем дело, — писал он. — Каждые пятьдесят ярдов там лежали стопки плоских мин, похожих на оладьи». Сидя в машине, он «как никогда раньше, надеялся на искусство саперных подразделений Красной армии» [1536]. Гилмор остался жив, и мы можем читать его удивительный рассказ о первых днях жизни освобожденного города.