Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Союзники, со своей стороны, были полны решимости взять Севастополь. Огонь английской артиллерии снова сосредоточился на Редане и Малаховской башне, «чтобы обеспечить наступление саперов». Приводя пример превосходного сотрудничества между союзниками, хроникер «Артиллерийских наблюдений» (Artillery Operations) отмечал: «Мы получили решающее превосходство над Малаховской башней в начале дня и позволили французским рабочим бригадам прокладывать проходы». Такая поддержка в конечном итоге стала определяющей в успехе французской атаки. Прошлые ошибки были учтены, и «непрерывный огонь из мортир по Малаховской башне и Редану» продолжался всю ночь. Поэтому русским было труднее, чем во время предыдущих атак, восстанавливать дневные разрушения за несколько часов темноты. Массированный огонь превосходящими силами артиллерии стоил защитникам Севастополя больше тысячи человек в день — такую войну на истощение они выдержать не могли.

В отсутствие общего верховного командования союзников и соответствующего штаба командующие британским и французским контингентом, генералы Симпсон и Пелисье, в своих решениях опирались в основном на профессиональные советы командующих артиллерией и инженерными войсками [723]. 3 сентября 1855 г. их «еще раз вызвали на совет», хотя они уже собирались, чтобы договориться о совместных действиях. Высшие офицеры артиллерии и инженерных войск сообщили, что «осадные работы достигли такой стадии, когда штурм следует предпринимать без задержки». В объединенном докладе главнокомандующим союзными армиями они отмечали, что «подходы» к Малаховской башне «приблизились примерно на двадцать пять ярдов», но работы перед Реданом «не могут продолжаться без больших трудностей, что станет серьезным препятствием для атаки». Повторяя аргументы Бергойна и Пелисье, они рекомендовали «главную атаку направить против позиций на Малаховской башне; если нам удастся захватить их и укрепиться, падение Корабельной стороны будет неизбежным». Эта операция должна стать главной, и ее начнут французы, однако она предусматривала и атаку на Малый редан. Значение Малахова кургана столь велико, что «враг приложит все усилия, чтобы удержать его». Таким образом, по их мнению, следовало «поддерживать раздробленность сил врага, что в значительной степени определяется расположением оборонительных укреплений Севастополя». Поэтому требовались операции прикрытия, но не для того, чтобы отвлечь от главного направления атаки, а чтобы воспрепятствовать подходу подкреплений к противнику. И русские, и союзники понимали, где и как все будет происходить. «Когда успех атаки на Малаховскую башню будет закреплен, — говорится в докладе, — это станет сигналом для одновременной атаки англичан на Редан, а французов на городские укрепления» [724]. Эти атаки должны были быть направлены против Второго, Карантинного бастиона, а главное, против Пятого, Центрального бастиона.

Примечательно, что атака на Четвертый бастион «Флагшток» не планировалась, чтобы «избежать препятствий, которые противник сосредоточил у выступа [этого укрепления]». Об этом специально не говорилось, но существовали опасения, что бастион тщательно заминирован и взорвется при штурме. Тем не менее авторы доклада не упомянули о последствиях неудачи штурма этой части оборонительных сооружений Севастополя: в таком случае британцам, атакующим Редан, придется преодолеть более 150 метров открытой местности под продольным огнем русских. Высшее командование артиллеристов и инженеров заключило, что орудийный огонь следует возобновить «с великим усердием в течение трех дней, а по завершении начать наступление на Севастополь в трех указанных пунктах в день и час, которые необходимо назначить» [725]. Симпсон и Пелисье приняли этот план без каких-либо изменений, назначив начало бомбардировки на утро 5 сентября 1855 г. Затем перенесли время атаки на 8 сентября, применив хитрость в плане штурма Малаховской башни. Французы заметили, что смена на позициях русских проводится в полдень. Старый караул уходит, а новый терпеливо ждет, чтобы занять позиции на Малаховской башне. Именно в этот уязвимый момент, когда новая смена еще не заступила на посты, и должна была начаться атака французов, а вместе с ней и решающий штурм Севастополя. Еще одно преимущество такого выбора времени заключалось в том, что русский гарнизон обычно обедал около полудня, и на позициях оставалось мало людей.

В докладе Королевской артиллерии указывается, что 3 сентября к артиллерийскому обстрелу были готовы 197 британских орудий. Артиллерия французов была в три раза мощнее — всего 627 орудий в семидесяти двух батареях, значительная часть которых (267 пушек и мортир из тридцати четырех батарей) была направлена на Малахов курган и Малый редан [726]. Таким образом, более половины всей артиллерии союзников могли обстреливать главные цели. У русских было 1200 пушек и мортир, но они, как правило, уступали в калибре и дальности орудиям союзников. Более того, артиллеристы, защищавшие Севастополь, испытывали сильную нехватку снарядов и пороха. 5 сентября русский гарнизон в Севастополе включал 95 пехотных батальонов, три батальона ополчения и один стрелковый батальон; общая численность защитников, включая инженерные части и артиллеристов, составляла 49 тысяч человек. Генерал Хрулев по-прежнему командовал жизненно важной восточной половиной Севастополя, Корабельной стороной, включая Большой редан, Малаховскую башню и Малый редан, что примерно соответствовало третьему, четвертому и пятому секторам обороны русских [727]. Теперь численность русских батальонов сократилась и составляла менее 500 человек; потери были настолько велики, что во время решающих боев за город многие подразделения едва могли выставить 350–400 человек.

Один британский журналист, имя которого осталось неизвестным и который утверждал, что составил его на основании «подлинных писем и рассказов очевидцев», цветисто описывал события 5 сентября 1855 г.:

«День, в который начался убийственный обстрел обреченной крепости, был одним из самых чудесных, какие можно только застать в Крыму. Воздух был чист и прозрачен, а легкий ветерок с юго-востока, не утихавший весь день, пролетал над степью и мягко обволакивал Севастополь. Солнце безмятежно светило сквозь утренний туман и завитки пушистых облаков на длинные ряды белых домиков внутри этих разбитых земляных укреплений и габионов, которые так долго сдерживали наши армии, в тщетной надежде смотревшие на „царственный город“» [728].

Когда в 4:30 утра орудия союзников открыли огонь, то, по словам того же источника, «железный шторм пронесся над русскими линиями, поднимая столбы земли и пыли, разбивая габионы, „расплющивая парапеты или обрушиваясь на дома и развалины позади них“. Как утверждают, „русские какое-то время казались будто парализованными; их батареям не хватало расчетов, чтобы ответить на такой сплошной и подавляющий огонь“. Тем не менее довольно скоро артиллеристы Севастополя открыли ответный огонь, как это происходило во время предыдущих бомбардировок. Русские, как обычно, стреляли хорошо, но в данном случае „медленно и аккуратно, как будто не могли позволить себе потратить ни одной лишней унции пороха“. Когда день подошел к концу и стало темно, огонь с обеих сторон продолжился ночью. Вот как описывал это один из очевидцев: „Не было ни секунды, когда в воздухе не свистели бы снаряды, — ни мгновения, когда небо не было прочерчено огненными кривыми или освещено взрывами“. Интенсивность этого фейерверка была настолько велика, что „линии русских брустверов на Редане, Малаховом кургане и их батареях стали постоянно видны в свете разрывающихся снарядов“ [729].