Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Мистические культы Средневековья и Ренессанса

После своего изгнания из Рима в V веке Cathari бросились по всем римским провинциям, пытаясь вернуть себе в столице Восточно-Римской империи все потерянное в Западно-Римской империи; некоторое время спустя после применения суровых мер Папой Львом, мы видим их вкравшимися в доверие к греческому императору Анастасию и использовавших его ненависть по отношению к католикам. Предварительно мы проследили путь этих Cathari Святого Августина [665] и обратили внимание, что павликиане, богомилы [666] , акваниты [667] являются той же самой манихейской сектой, и констатировали их родство или даже идентичность с катарами.

Изгнание манихеев из Рима в V веке рассеяло их в Азии, второе их преследование наступит в конце XI века, когда они бросятся толпой на Запад и в наши южные пределы. Их волнения беспокоили самодержцев Византийской Империи, и в X веке они сделались столь грозными, что с ними велись переговоры: свидетельством тому выступает толерантность Иоанна Цимисхия, от которого они получили право водвориться во внутренней Фракии, стране, совпадающей с Болгарией [668]. Оттуда, после суровых мер Алексея Комнина, Cathari распространились через Венгрию в Германии и остальной Европе.

Доктрина Манеса не представляла собой изменчивости учения гностиков: ее крепкое единство сохранялось преемниками учителя, называвшимися апостолами, из которых нам наиболее известны: Константин, Генезий, Захария, Афронит, Баханес и, наконец, в IX столетии Сергий [669]. Достоверный историк Петр Сицилийский трактует Сергия как противника Христа, врага Церкви и нечестивого осквернителя, попирающего ногами образ Христов, а еще называющего себя Параклетом и позволяющего своим ученикам почитать себя как Святого Духа [670]. Этот Сергий с юных лет был игрушкой одной женщины-манихейки, и мы слишком часто наблюдаем у этих ересиархов влияние женщин большой энергии или, скажем точнее, глубокой безнравственности.

Она заставила его взять имя Тихика , знаменитого по Посланиям Святого Апостола Павла [671], и в течение тридцати лет, начиная с правления Ирины и до царствования Феофила, он распространял во множестве стран свою вредоносную ересь [672]. С содроганием слышишь в словах красноречивого Петра Сицилийского обо всем зле, причиненном нечестивцами, ведомыми Сергием. Он раскалывал семьи, увлекал наиболее достойных молодых людей, отрывал единственных дочерей от их родителей, их единственной надежды, разделял братьев и сестер и уводил их в дальние страны, делал отступниками священников и левитов, оставлял в кандалах умирать тех, кем он был недоволен, и обращал в ничтожество и нужду богатство многих своих жертв [673].

Еще в течение двух столетий после Сергия ересь имела такое распространение, пока, наконец, Алексей Комнин [674] не использовал всю свою мощь против нее.

Число этих манихеев росло в ужасающих пропорциях [675]. Василий [676], монах Богомил , желая подражать Манесу и Сергию, взяли себе в помощники двенадцать учеников под именем апостолов и увлекли за собой толпу безнравственных женщин [677]. Скандал сделался столь громким, что Алексей Комнин приказал провести расследование, результаты которого были таковы, что интересная и августейшая хронистка того времени царевна Анна, дочь императора Алексея, на нем останавливается вкратце и передает назначенному императором историографу монаху Зигабену право рассказывать о вящей природе тех, о ком уже излагали в своих сочинениях Святой Епифаний, другие Отцы Церкви и особенно Святой Августин, касаясь катаристов своего времени. Язык царевны благородный и корректный, о чем свидетельствуют слова: «Всякого подобного мне историка остановила бы стыдливость: я – не грубая женщина, но принцесса крови Порфирогенетов и дочь Алексея. Рассказы, к которым эта отвратительная секта имеет отношение, таковы, что принцессе царской крови их надлежит обойти молчанием, нежели испытывать трудности их передачи» [678]. Как бахвалились ересиархи, будто ангелы их освобождали от костров, хотя сначала поджигали, чтобы попытаться заставить отречься этих фанатиков, вызвав в них робость. Василия подвели к пламени и сняли его облачение, говоря: «Нужно сначала подвергнуть твою мантию как и тебя испытанию огнем». Но тут же увидев ее горящей, Василий, прикинувшись воодушевленным, вскричал: «Прекрасно! Разве не видите вы мою мантию, поднявшуюся нетронутой в воздух?» [679]. Такую одержимость нельзя никак наказывать наполовину: изгнание было повсеместным, и отсюда следует дата великого распространения Cathari из Болгарии и увеличения их числа в Европе, в частности, во Франции, куда они пришли пополнить ряды тех, кто из западно-римских провинций мог приникнуть сюда ранее XII столетия [680].

Но именно в эту эпоху Cathari, известные под прозвищем народа булгар , осуществили свое нашествие по всей Европе. Те, кого разоблачили в 1144 году в Льеже, уверяли, что ересь имела приверженцев во всех городах Бельгии и Франции [681]. В действительности, они проникли вплоть до сердца Бургундии [682], и в 1154 году в Везелэ (Vezelay) жил один чужеземец, носивший имя Гуго де Сен-Пьера (Hugues de St-Pierre), возмутивший всю область и пытавшийся внедрить в ней манихейскую ересь [683]; около Шалона в Шампани крепость Монвимер (Montwimer) служила прибежищем сообществу Cathari [684]; в Нивернэ (Nivernais) один энтузиаст по имени Террик (Terric) жил в подземной пещере по соседству с Корбиньи (Corbigny) [685] и управлял с глубины своего пристанища мнимой новой церковью. Большое число городов юга Франции уже находилось под пятой ереси [686] и сопротивлялось усилиям Святого Бернарда вернуть их в лоно Церкви [687].

Любопытно прочесть у одного стародавнего историка [688] о печальных эпизодах нашей истории следующий рассказ:

«Иннокентий Третий (III) направил в провинцию Нарбонны аббата Сито (Cisteaux) и с ним двух монахов, чтобы проповедовать против этих вероломных бугров (bougres, булгар) . Когда они прошли часть страны, проповедуя, то возвратились в Монпелье и нашли там мужественного человека, являвшегося епископом Сетра (Cestre). Этот благоразумный клирик спросил аббата Сито, что он делал там. Последний ответил, что Папа его послал против бугров [689], но он не смог их обратить. Епископ ему сказал, что пока не пытался проповедовать им, хотя теперь дело Нашего Господа крепко встало на ногу, чтобы дать добрый пример другим людям, и он сам жил и шел в ногу с ним. Затем аббат вернулся на генеральный капитул, а в то время епископ с монахами ходили и долго проповедовали в стране. Они обратили незначительное число людей, но и из них страшно мало, кто возвратился к правоверию».

В то время как катары пребывали на Юге Франции, где вдохновленные Иннокентием III крестоносцы объявили им войну на уничтожение, Босния собрала их печальные остатки и направила к своим братьям во Францию легата, чтобы поддержать их мужество и предоставить им убежище [690]. На самом деле Босния была центром и рассадником этих несчастных еретиков, и она приняла то, что сама изрыгнула на западные страны. Зло поднялось к своим истокам, впрочем, оно чувствовало себя непринужденно в Сирии и среди арабов, всегда готовых терпеть монотеистические секты и, в частности, манихеев. В другом месте я говорил об отношениях секты с мусульманами [691], и здесь не стану возвращаться к этой теме. Избежавшие погрома французские катары возвратились к своим единоверцам павликианам и богомилам Болгарии, или катаристам Святого Августина, как хотелось бы их назвать, или, наконец, манихеям, когда желательно использовать общее определение.