Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги

Протесты часто были интернациональными. В мае 1968 года студенты захватили здание Британского института в Париже. Британские власти так и не смогли определить, кто преобладает среди активистов — французы, англичане или вообще выходцы из других стран. Директор института потом с досадой отмечал, что ему выставили крупный счет за телефонные звонки в Мексику, сделанные во время захвата 72. Посольства тоже были мишенями протестующих, хотя иногда они становились и площадками для импровизированных международных контактов. Сержант морской пехоты, который охранял посольство США в Лондоне, побеседовав с двумя активистами британской «Власти черным», позже сообщал полиции: «Я наговорил им всякого бессмысленного дерьма, но старался быть более или менее вежливым» 73.

По подсчетам ЦРУ, в 1967–1968 годах в США обучались 90 тысяч иностранных студентов; при этом 80 тысяч американских студентов в тот же период учились за рубежом. Иногда даже коротких поездок за границу — о которых вспоминали в самых ярких красках, — было достаточно, чтобы молодой человек почувствовал себя чужим в родной культуре. Гарет Стидман Джонс, позднее ставший активным пропонентом студенческой власти, после ухода из Школы Святого Павла провел десять месяцев в Париже:

«Я вернулся в Оксфорд в октябре 1961 года. Курил сигареты Gitanes и носил лучшее из того, что можно было найти в парижских магазинах. Пребывание во Франции укрепило меня, подобно многим моим друзьям той поры, в мысли о том, что Великобритания — старорежимная страна, которой управляют наследственные пэры, все еще цепляющиеся за ветхие атрибуты эдвардианского аристократизма» 74.

Молодых французов в Великобритании было больше, чем их сверстников-англичан во Франции. В июле 1968 года 100 тысяч французов, в основном подростков, посещали языковые курсы в Великобритании 75. Они редко оказывались носителями радикальных идей — как полагают некоторые, буржуазные родители просто были рады увезти детей подальше от лицейских комитетов (comités d'action lycéens), отправив их в какой-нибудь спокойный прибрежный городок Великобритании — но такие путешествия все равно могли спровоцировать самые непредсказуемые размышления. Ги Хокенгхейм, позже основавший Гомосексуальный фронт революционного действия (Front Homosexuel d'Action Révolutionnaire), вспоминал, как в двенадцать лет изучал язык, проживая в рабочей семье в Шорхэм-бай-Си, где «было принято обедать в шесть», а «на завтрак подавалась красная фасоль на хлебном тосте» 76.

Путешествовала не только молодежь. Герберт Маркузе, немецкий философ еврейского происхождения, который родился в 1898 году и переехал в США во время Второй мировой войны, в 1968 году возглавлял кафедру в Калифорнийском университете. Именно он вдохновил Анджелу Дэвис отправиться на учебу во Франкфурт. В мае 1968 года Маркузе ненадолго оказался в Париже — как раз в то время, когда лидер коммунистов Жорж Марше разоблачал его пагубное влияние на молодежь. В феврале 1969 года Ричард Никсон встречался с британским кабинетом министров, и когда Ричард Кроссман сделал очередную характерную для него апокалипсическую ремарку, президент заметил: «Почему бы нам не поменяться: вы нам Кроссмана, а мы вам Маркузе?» 77.

Иногда национальная принадлежность ассоциировалась с политическими взглядами. Когда французских коммунистов называли «итальянцами», этим хотели подчеркнуть либо влияние, оказанное на них работами Антонио Грамши, либо их большую, чем у авторитарного партийного руководства, открытость к реформам. Европейских маоистов именовали «китайцами», хотя далеко не все из них безоговорочно восхищались Китаем времен Мао. Наконец, «американцами» или «калифорнийцами» часто называли тех, кого, в отличие от европейских современников, больше интересовало изменение образа жизни, а не политические теории. Колин Крауч упоминал об этом, рассказывая о своих однокурсниках из Лондонской школы экономики:

«Обращало на себя внимание расхождение между марксистами старой закалки, заинтересованными в дальнейшем развитии моделей прямого действия, и анархистами, либертарианцами, американцами, интересовавшимися созданием нового общества» 78.

Интересно, что и контрреволюцию зачастую описывали в терминах межнациональных сравнений. Французский политолог Морис Дюверже называл законодательство, запрещающее определенные политические партии, «греческим»: он ассоциировал его с диктатурой греческих «черных полковников». А Гастон Деффер, социалист и мэр Марселя, делился своими опасениями по поводу установления «греческой диктатуры» во Франции 79.

Кое-кто из европейских левых принимал участие в партизанской войне в Латинской Америке. Мишель Фирк родилась во Франции в 1937 году. Ее, как и многих французских евреев того поколения, преследовали воспоминания о Второй мировой войне. Фирк присоединилась к партизанам в Гватемале и покончила с собой в 1969 году после того, как ее взяли в плен солдаты правительственных войск 80. Режи Дебрэ схватили в Боливии в 1967 году после встречи с Че Геварой, хотя повоевать вместе им не довелось. Суд над Дебрэ сплотил в причудливом международном альянсе немца Лотара Менне, англичанина Робина Блэкберна, ирландского аристократа Перри Андерсона и Тарика Али — единственного обладателя пакистанского паспорта, которого когда-либо видели боливийские власти. Все эти люди пытались добиться освобождения Дебрэ из-под стражи.

И Режи Дебрэ, и Че Гевара бывали на революционной Кубе, которая в 68-м стала центром притяжения для радикалов. Важным преимуществом этой коммунистической страны было то, что она не ассоциировалась с советской ортодоксией, по крайней мере, на первый взгляд. В 1966 году, принимая конференцию Организации солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки, Куба заявила о стремлении объединить прогрессивные движения планеты. Пример Алжира, однако, показывает, что взаимоотношения между радикалами западных стран и «третьим миром» складывались не просто. События 1968 года во Франции были напрямую связаны с алжирской войной 1954–1962 годов, хотя восставшие студенты, в отличие от рабочих или голлистских министров, вряд ли помнили о ее сражениях. После обретения Алжиром независимости итальянский режиссер Джилло Понтекорво при поддержке алжирского правительства снял фильм «Битва за Алжир», вышедший в прокат в 1966 году. Это был международный проект, в котором участвовали не только алжирские и французские актеры, но и пестрая публика со стороны. Например, одного из легионеров сыграл бродячий английский джазовый музыкант, случайно подвернувшийся съемочной группе. Фильм долгие годы был запрещен во Франции, но это не помешало ему оказать сильное влияние на британских и американских радикалов.