Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги

В определенной мере 68-й помог разрешить то, что Дэниэл Белл называл «культурными противоречиями капитализма». Упор на производство и инвестирование исчез вместе с культом тяжелого труда и самопожертвования, но, желая выжить, капитализм должен был производить не только товары, но и потребителей. Гедонистическая культура конца 1960-х поощряла потребление. Разумеется, люди, воспринимавшие себя в 1968 году в качестве решительных противников капитализма, не могли обойти вниманием предметы роскоши. Организованные магазинные кражи были важной формой политического протеста: парижские маоисты, например, как-то украли партию фуа-гра со складов торгующей деликатесами компании Fauchon, раздав свою добычу озадаченным обитателям окрестных «бидонвилей».

Хорошую иллюстрацию того, как работала новая экономика гедонизма, предоставил туризм. В начале ХХ века организованное проведение отпуска чаще всего предполагало дорогостоящие поездки, в которых на первом плане были блага свежего воздуха или высокой культуры. Но к 1970-м годам, по контрасту, типовой туристической фирмой становится компания нового типа — Club Méditerranée. Эта структура была основана в 1950-м и реорганизована в 1957 году как явно коммерческая организация, ориентированная на экспансию, которая поддерживалась договоренностями с American Express и инвестициями банка Ротшильда. Club Med представлялась клиентам в качестве довольно необычной фирмы: например, на туристических объектах, которыми владела компания, не использовались денежные знаки — вместо этого гости обменивали на напитки «бусы» (которые, впрочем, заранее приобретались за деньги). В 1960-е Club Med был на одной социальной волне с протестными движениями — в частности, компания постоянно подчеркивала важность сотрудничества с неевропейским миром и как раз поэтому в ее самопрезентации было много образов Таити. Подобно протестным движениям, эта компания ориентировалась на молодую и образованную аудиторию — особенно из нового среднего класса, сформировавшегося в ходе экономической модернизации. Но взаимоотношения туристической фирмы нового типа с активистами были отнюдь не простыми: в мае 1968 года, после того как студенты атаковали парижский офис Club Med, компания в ответ предложила им бесплатные туры 21.

Коммерческие структуры, особенно американские, понимали, что молодежь уже с 1950-х годов стала особенно привлекательной потребительской аудиторией и поэтому многие из них увидели в подъеме контркультуры в конце 1960-х очередной шанс для рыночного успеха. В октябре 1968 года рекламные агентства платили по 300 долларов за участие одного своего сотрудника в конференции «Продажи на американском молодежном рынке». Компании, которые пытались эксплуатировать контркультуру, порою делали это через использование жестов, отсылающих к политическому радикализму. Одним из самых известных стал слоган, использовавшийся фирмой звукозаписи Columbia Records: «Революционеры — на Columbia». Рекламщики компании старательно воздерживалась от конкретных политических заявлений, продвигая вместо этого само ощущение протеста, воплощенное в слоганах типа «Музыку не остановить». Тем не менее лейблы, подобные Columbia, рекламировались в альтернативной прессе, которая одновременно тиражировала и радикальные политические идеи. ФБР было так обеспокоено этим симбиозом, что попросило студии звукозаписи воздерживаться от деятельности, в которой спецслужбы видели негласное продвижение революции 22.

Но не нужно слишком увлекаться идеей о капитализме образца soixante-huitard. Тот факт, что капитализм процветал после 1968 года, вовсе не означает, что он преуспевает из-за событий 1968 года. Да, стиль 68-го со временем утвердился в некоторых коммерческих компаниях, но лидеры рынка после 1968 года в большинстве своем оставались консерваторами как в политических, так и в культурных предпочтениях. Добившиеся выдающихся успехов единичные предприниматели и/или стилистически выделявшиеся из общего ряда некоторые менеджеры больших и современных компаний могут ввести в заблуждение. Бóльшая часть тех, кто был активным в 1968 году, отторгла капитализм. Активисты, посвятившие юность политической борьбе или просто повернувшиеся спиной к стандартной карьере, зачастую всю последующую жизнь проводили в нужде. Выборка студентов одного из кампусов Калифорнийского университета показывает, что люди, наиболее плотно вовлеченные в протестную деятельность, около 1970 года в основном имели доход, не превышающий 35 тысяч долларов в год, а в некоторых случаях и гораздо меньший. И напротив, среди тех студентов, которые не отличались политической активностью, шесть из пятнадцати получали более 70 тысяч долларов, причем максимум достигал 150 тысяч 23. Биография девушки Леа из деревни Кадне на юге Франции демонстрирует жизненный путь soixante-huitard, который совсем не похож на клишированные карьеры бывших студенческих радикалов, позже ставших предпринимателями. Эта дочь пастуха покинула родные места, чтобы работать машинисткой в Марселе, но потом, пережив в 1968-м радикализацию, вернулась домой, где пыталась пробовать себя в качестве художницы, одновременно зарабатывая на жизнь выращиванием коз. К началу XXI века она жила в очень стесненных обстоятельствах 24.

Если «люди 68-го» и имели отношение к бизнесу, то чаще всего они работали на небольших предприятиях, которые порой целенаправленно отказывались от погони за прибылью. Многие из подобных начинаний зависели от общественного субсидирования, предоставляемого, как правило, на местном уровне. Например, когда журнал Time Out в начале 1980-х полностью ушел в коммерцию, несогласные с этим журналисты взялись за создание нового издания, City Limits , жившего впоследствии за счет городских властей Лондона. Некоторые «люди 68-го» поддерживали небольшие и архаичные производства: так, французские маоисты солидаризовались с движением в защиту лавочников и ремесленников, основанным Жераром Нику 25.

В некоторых случаях обращение «людей 68-го» к традиционным методам зарабатывания денег происходило под давлением обстоятельств. Основатели фермы-коммуны «Санрайз» (Sunrise) в Мичигане в 1971 году не признавали частную собственность. Несмотря на то что один из этих людей вложил в развитие предприятия 7,5 тысяч долларов из собственного кармана, ему быстро указали на то, что в решении производственных вопросов его голос будет обладать таким же весом, как и голоса других членов коммуны. Необходимость приобретать товары, которые невозможно было произвести своими руками, вынудила коммунаров заняться коммерческой деятельностью. Они начали открывать магазины для продажи своих изделий, а в 1973 году ферме пришлось зарегистрироваться в качестве коммерческой компании — иначе невозможно было удовлетворить требования банка, собиравшегося выдать ей коммерческий займ 26.