Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Неудивительно, что иероглиф «черепаха» являлся весьма популярным в древности — он присутствует в названиях многих девизов правления.

Приведу указ 715 г., связанный с обнаружением «чудесной» черепахи, вслед за которым был принят девиз правления «Рэйги» — «Чудесная Черепаха».

«Длиной она в семь вершков, шириной — в шесть. Левый глаз у нее белый, правый глаз у нее красный (сочетание белого и красного цветов считалось исключительно благоприятным, ибо белый цвет в такой комбинации обозначал ритуальную чистоту, а красный — жизненную энергию — Авт. ). На шее у нее изображены три звезды (оберегающих Полярную звезду — небесное соответствие земного императора — Авт. ), а на панцире у нее — семь звезд (ковша Большой Медведицы — созерцание ковша Большой Медведицы приносит удачу — Авт. ). Низ живота ее испещрен красными и белыми точками, которые соединяются в цифру восемь (обозначает множественность, всеохватность, счастливое предзнаменование — Авт. )».

В другом указе VIII в. сообщалось об обнаруженной в столице черепахе, на панцире которой были начертано семь иероглифов (небо — владыка — почтенный — мирный — управлять — сто — лет), которые можно интерпретировать как «пусть мирное правление почтенного небесного владыки продлится вечно».

Древние хроники Японии довольно часто сообщают о том или ином счастливом знамении: пятицветные облака или обнаружение золота и меди, которые были необходимы для изготовления буддийских статуй и т. д. Предполагалось, что в правление добродетельного государя всемогущее Небо посылает знамения для того, чтобы подданные могли убедиться в превосходных качествах их императора. Все такие знамения были ранжированы на «малые», «средние» и «великие». Только обнаружение «великого» знамения предполагало и изменение девиза правления. Несмотря на свой небольшой размер (около 25 сантиметров в длину), именно к таким «великим» знамениям относилась и речная черепаха-альбинос. Не слишком «великие» знамения (скажем, два колоса на одном рисовом стебле) оставались без таких радикальных календарных последствий.

Легко догадаться, что политическая элита использовала все в своих сиюминутных целях. Своевременное обнаружение счастливого предвестия укрепляло положение действующего правителя, а весть о дурном знаке могла способствовать его «добровольному» уходу в отставку. Поэтому-то и интерпретация знамений находилась в монопольном ведении специального учреждения, работники которого обладали уникальным правом «входа» к императору. Контроль над этим учреждением служил предметом раздора для наиболее могущественных родов. Самовольное же занятие наукой прорицания в древности категорически запрещалось. Ибо знамение — оно и есть знамение: толковать его можно совершенно по-разному.

В отличие от других символов долголетия (сосна, журавль) черепаха не считалась животным поэтическим и стихов о ней слагали мало, хотя такие прецеденты все же имеются:

Наибольшую известность черепахе принесла в Японии легенда об Урасима Таро, которая была впервые записана еще в VIII в., а затем неоднократно подвергалась литературной переработке. Согласно этой легенде, рыбак Урасима Таро, благодаря помощи отпущенной им на волю черепахи (японский эквивалент пушкинской золотой рыбки), совершает путешествие ко двору повелителя моря, где ему так хорошо, что он не замечает бега времени. И лишь только вернувшись на родину, он обнаруживает, сколько с тех пор прошло земных лет… Правда, речь в этом сказании идет не о речной черепахе, а об океанской. Исследователи видят в этой легенде воспоминание о тех временах, когда дальние предки японцев еще не боялись преодолевать морские просторы.

Кошачья история неотделима от истории мышиной. Из одного дневника доподлинно известно, что в 1602 году был обнародован указ, согласно которому владельцам кошек в столичном городе Киото было предписано прекратить пользоваться поводками. Автор дневника ничего не сообщает о мотивах этого распоряжения, но вряд ли он был вызван какими-то абстрактными соображениями типа «Свободу кошкам и котам!» Дело, наверное, в другом: невероятно расплодившиеся мыши и крысы. Анонимный автор из сборника «Отоги-дзоси» сделал «кошачий указ» предметом своего остроумного рассказа. В нем он посмеялся и над кошками, и над мышами, и над буддийскими монахами, и над официальной трескотней того времени, объявлявшей, что нынешние власти — верх мудрости и совершенства.

Все живые существа — будь то люди, птицы или же звери — прекрасно знают, что мир и порядок в Поднебесной имеют своим источником добродетельное управление. И мы действительно можем утверждать, что нынешние времена — намного лучше, чем даже далекое и блистательное прошлое — правления китайских первоимператоров Яо и Шуня.

В середине восьмой луны 1602 года был обнародован указ, согласно которому все кошки в столице должны были быть спущены с поводков. В связи с этим на углу 1-ой улицы было повешено распоряжение городских властей, в котором говорилось нижеследующее: «Предписывается спустить всех котов и кошек с поводков. Коты и кошки подлежат полному освобождению и им дозволяется гулять там, где им того пожелается. Кроме того, предписывается торговлю кошками упразднить. Нарушившие данное распоряжение подлежат суровому наказанию».

Согласно этому распоряжению, каждая милая сердцу своего хозяина кошка должна была быть снабжена биркой с его именем, освобождена от поводка и отпущена на все четыре стороны. Кошки пришли в неописуемый восторг и разбежались по всему городу, празднуя обретенную свободу. Радость их объяснялась тем, что отныне они могли ловить мышей, где угодно в полное свое удовольствие.

И теперь замученным бесконечными преследованиями мышам стало прятаться негде. Теперь они уже не могли вольготно разгуливать по коридорам и чердакам, а когда они выбирались наружу, мышам приходилось красться по улицам без всякого попискивания. Горожане же, напротив, пребывали в надежде, что указ будет строго исполняться и в дальнейшем.

К северу от города жил один досточтимый отшельник, который отринул все греховное и прилепился к добродетели. Утром он молил о том, чтобы Небо и Земля существовали бы вечно, а вечером просил, чтобы мир пребывал в покое, а сам он вознесся бы в рай, и чтобы все сущее было бы облагодетельствовано учением Будды. Этот отшельник был прекрасно осведомлен в Учении и способах медитации, а его добродетельность восхищала и трогала до слез монахов и мирян, мужчин и женщин. И был он таков, что его можно было назвать воплощением самого Будды. Даже птицы и животные знали о его непревзойденных достоинствах. И вот однажды ночью был ему удивительный сон. Будто бы пришел к святому мышь, который прилепился к Учению.