Тоби Уилкинсон - Древний Египет. Подъем и упадок [калибрятина]

Фараон погиб в расцвете сил, его правление продлилось лишь около четырех лет (1545–1541). Бремя правления и надежды египтян теперь легли на плечи Камоса. Неопытный и неуверенный, не знающий, как двигаться дальше, новый монарх созвал военный совет. В проникновенных, полных муки словах он оплакивал свою судьбу и судьбу своей страны: «Почему я размышляю о своей силе, в то время как один правитель в Хутварете, другой в Куше, и я сижу рядом с азиатом и нубийцем, и каждый из них держит в руках часть Египта и делит его землю со мной?» [109]Ни разу за 1400 лет со своего основания Египет не испытывал такого состояния упадка. Страна уже переживала отсутствие единства и мятеж в прошлом – но сейчас ситуация была иной. Теперь само существование Египта как независимого государства, управляемого египтянами, находилось под угрозой со стороны иностранных держав на севере и юге и в целом выглядело сомнительным. Чтобы выжить, уже не говоря о том, чтобы снова достичь процветания, от Двух Земель требовались тяжелый труд, жертвы и кровопролития – и непоколебимое решение победить [110]. Часть III

Слава и могущество (1541–1322 годы до н. э.)

Долина царей, храм в Луксоре, колоссы Мемнона и золотая маска Тутанхамона… Блестящие культурные достижения древних Фив вызывают из небытия исчезнувший мир потрясающего изобилия и щедрого покровительства искусствам. Созданные за период жизни восьми поколений, эти грандиозные памятники и ослепительные сокровища являются наследием одного царствующего рода, XVIII династии, которая правила в долине Нила около двух с половиной столетий. Во время ее господства цивилизация фараонов достигла вершины развития – и уверенность Египта в своей силе и высоком предназначении, по-видимому, не знала границ.

Сбросив иго чужеземного господства, царь Яхмос и его потомки утверждали культ монархии с еще большим усердием. Внедрение идеи о божественности власти было драмой – и сценой для нее послужили Фивы. Благодаря богатству, накопленному посредством внешней торговли и завоевательных войн, этот скромный провинциальный центр Верхнего Египта преобразился в административную и религиозную столицу империи, «стовратный» город с обелисками, храмами и гигантскими статуями, возвышающимися над горизонтом со всех сторон. Придворные и чиновники в его дворцах и административных зданиях управляли державой с безжалостной эффективностью, держа под контролем все аспекты жизни народа и средства к его существованию. Царь ради блага государства проводил торжественные церемонии, а его народ по-прежнему трудился на полях – здесь почти ничего не изменилось. В замкнутом мире XVIII династии переменам подвергался лишь сам институт царской власти. Порой правители резко меняли ряд устоявшихся ритуалов, но ни царице Хатшепсут, ни фараону-еретику Эхнатону не удалось низвергнуть столетиями создававшуюся традицию.

Третья часть посвящена взлету и падению, триумфу и трагедии XVIII династии, от национального возрождения до увядания и распада. Мы расскажем, как отряду фиванцев, преданных престолу, благодаря динамичному и решительному командованию и, в немалой степени, твердой вере в собственную правоту удалось преодолеть все трудности, изгнать ненавистных захватчиков-гиксосов и восстановить единство в долине Нила. Избавившись от унизительной зависимости, Египет расширил свои пределы и превратился в огромную державу, которой была подвластна территория, протянувшаяся на две с лишним тысячи миль. Если прежде фараоны сосредотачивались на внутренних делах, то теперь они нашли для себя место на мировой сцене. Посланцы из отдаленных стран доставляли к царскому двору экзотическую дань, а египетская армия сметала все препятствия в горах и на равнинах Ближнего Востока. На юге систематическая колонизация и эксплуатация Нубии обеспечивала Египет минеральным сырьем, необходимым для поддержания его военной мощи – и для того, чтобы в царских мастерских изготовляли роскошные и изысканные произведения искусства. Это был воистину Золотой век.

Однако неуклонное возрастание власти правителя на фоне такого могущества и процветания привело к катастрофе. Когда правитель, склонный к радикальным действиям, решил довести принцип божественности монархии до логического предела, в Египте все пошло кувырком: почитаемые культы и обычаи были уничтожены в приступе автократического и пуританского рвения. Только смерть царя-еретика и своевременные маневры традиционалистов позволили вернуться к прежнему положению и установить более стабильный режим. Но в ходе этих событий XVIII династия умалилась и угасла, ослабленная и дискредитированная. Ее падение открыло путь новому имперскому порядку, основанному не на блестящем золоте, а на холодной бронзе.

Глава 10. Восстановление порядка Вооруженная борьба

Освобождение Египта от гиксосов запомнилось потомкам как время национального и культурного возрождения, как заря новой эпохи. Царей, которые возглавляли борьбу за независимость, почитали как отцов-основателей, равных великому Ментухотепу, победителю в затяжной гражданской войне. Египтологи также разделяют взгляд на борьбу автохтонов-египтян и покоривших их выходцев из Азии: изгнание гиксосов знаменует начало Нового царства, самой славной эпохи в долгой истории Древнего Египта.

Но современники воспринимали ситуацию иначе. Жалобы царя Камоса на состояние дел в его стране были искренними. В 1541 году до н. э. автономная территория «Египта», зажатая между гиксосами на севере и кушитами на юге, занимала едва третью часть земель, которые когда-то были подвластны великим царям XII династии. Для многих египтян, даже в самом центре фиванской области, такой status quo не казался плохим вариантом. Ведь подчинение гиксосскому правителю в Аварисе давало и ряд преимуществ: фиванцам дозволялось возделывать поля и пасти стада на подвластных гиксосам землях, получать оттуда же фураж для скота – а взамен они должны были всего лишь платить налог своему чужеземному господину. Известно, что собственные чиновники Камоса высказывали полное довольство такой системой. Хотя это, возможно, классический образец пропаганды, цель которой – изобразить царя как решительного и смелого лидера перед лицом трусливой и равнодушной элиты, здесь, по-видимому, есть и зерно истины. Гиксосы принесли в Египет технологические новшества (вспомним хотя бы лошадь и колесницу), открыли стране путь к средиземноморской торговле в больших масштабах и выказали себя ничуть не худшими администраторами, чем уроженцы Египта.

Политика мирного сосуществования в этих обстоятельствах вполне могла быть желательным выбором. Но она мало привлекала человека и династию, мечтавшую восстановить былую славу. Для гордых фиванцев власть чужеземцев над любой частью «возлюбленной земли» была проклятием, и Камос выразил свою личную решимость в максимальной прозрачной форме: «Желаю я, – сказал он своим ближайшим сподвижникам, – спасти Египет» [111].