Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

20-го. Прождал в Новгороде моих людей и вещи, которые (должны) были (прибыть) из Нарвы. Ездил верхом осматривать город. Состоит (он) из множества плохо построенных и беспорядочно разбросанных деревянных домишек, подобных крестьянским домам в Норвегии. Такие дома продаются за два, за три, (самое) большее за четыре рубля каждый. Город полон церквей и монастырей. Лучшим украшением церквей служат (их) высокие купола, вроде тех, что в архитектуре зовутся des domes. (Они окружены) многими маленькими вышками. Колокольни стоят в небольшом расстоянии от церквей; (на) самих же церквах русские никогда колоколов не вешают. Недавно в Новгороде был большой пожар, причем часть (его) церквей сгорела, а часть попорчена огнем. Куполы или domes выведены дранью и покрыты свинцом; иные позолочены, иные украшены изящной старинной живописью. Внутри города есть крепость вроде Ивангородской, со стенами и башнями. Кругом города также есть вал, но он разрушен, и через него почти всюду можно переехать в повозке. Улицы мощены бревнами вместо камня.

21 декабря в 6 ч. утра, после затруднительного путешествия и больших опасностей, мои люди и вещи в сохранности прибыли в Новгород. (По дороге) лед (на реках), а также болота, нигде нас не держали, и людям моим во многих местах приходилось переводить лошадей (в поводу) и (затем) самим перетаскивать через лед сани. Во (всем) виноват был нарвский комендант: пока были хорошая погода, мороз и санный путь, он моих людей задерживал, а доставил им лошадей лишь через 8 дней после назначенного (для отъезда) срока, как раз в то время, когда начало таять. И вот им пришлось ехать 182 версты из Нарвы в Новгород в санях, не меняя лошадей, по беспутице (:ибо, как сказано выше, наступила сильная, необычная в это время года оттепель:). Как убедил меня дальнейший опыт, все русские (имеют те же особенности), что и нарвский комендант. Если им и велено сделать что-нибудь для того или другого лица, они все же не исполняли приказания, до тех пор пока их не вынудят к тому угрозами или не купят свое право за деньги. Крайне невежливый (ко мне) во все время моего пребывания в Нарве, комендант Зотов (после моего отъезда) кончил невежливостью и относительно моих людей, которые (впоследствии) рассказали мне, что (с ними) случилось следующее. Когда я только высадился в Нарве, мне на несколько дней одолжили из царского буфета некоторые хозяйственные принадлежности, для пользования ими (впредь) до получения с судна собственных вещей; все эти (принадлежности), как только я получил мои (вещи), я приказал отдать царскому дворецкому и затем целых десять недель оставался в городе без того, чтобы ко мне были предъявлены какие-либо (на этот счет) требования. Когда же люди мои собрались уезжать, комендант выдумал, что недостает одного медного подсвечника, который (будто бы) возвращен не был. Хотя то было несправедливо, тем не менее люди мои предложили заплатить за (подсвечник); стоил он самое большое две датские марки. Но комендант не хотел денег, а (требовал) непременно самый подсвечник (и) угрожал, что (иначе) не отпустит моих людей и вещи. Поняв, однако, несостоятельность подобной (придирки), он измыслил новую (и объявил) моим людям, что намерен задержать их за то, что я без позволения принял к себе (в услужение) одного нарвского жителя, а именно Христиана Эйзентраута, (которого я взял) в качестве дворецкого и толмача, так как он знал по-русски. На самом же деле человека этого, как хорошо было известно коменданту, я принял с разрешения царя; а потому комендант, видя, что и этот (мнимый повод) не годится, придумал новую неприятность. Когда людям моим была доставлена (лишь) половина (того числа) лошадей, которое нужно было для дороги, он стал грозить им, что, если они немедленно не пустятся в путь на доставленных лошадях, он велит увести лошадей. Однако люди мои не обращали внимания на его выдумки и сварливость и продолжали настаивать на (том, на что имели) право, пока наконец, после долгого шума и препирательства с ним, не получили достаточного количества лошадей.

Осмотрел в Новгороде церковь Марии или Богородицы. Это весьма роскошный храм, сплошь украшенный живописью и позолотой, с большими люстрами. Так как я вошел туда во время вечернего богослужения, то протопоп, выйдя из своего (клироса), хотел было выгнать меня вон вместе с моей свитой, но под конец мой толмач поговорил с ним так крупно, что тот струсил и успокоился. (Вообще), когда имеешь дело с русскими, лучше всего говорить с ними грубо и круто, — тогда они уступают; в противном же случае, (то есть) если хочешь постоянно обращаться с ними ласково, нет возможности с ними сговориться.

23-го. Пока чинились сани, везшие моих людей и вещи, я послал сказать новгородскому митрополиту или архиерею, через пристава, назначенного ко мне в Нарве и до сих пор при мне состоявшего, что собираюсь посетить его в крепости на его подворье. Получив ответ, что мне будут рады, я поехал (к нему).

Жил он на большом красивом кирпичном подворье, комнаты которого были выведены сводом и темны, как тюрьма; как у дома, так и в переходах меня встречало множество монахов, находящихся у него в услужении. (К нему самому) меня допустили не тотчас, дабы он имел время надеть свои епископские одежды и украшения. Когда я наконец вошел, то застал его в полном епископском облачении; подле него стоял епископский посох; в руке он (держал) четки вроде (тех, по каким читают) «Отче наш», а на большой серебряной, позолоченной цепи, (надетой) вокруг шеи, спускаясь низко (на грудь), висел поверх одежды образ в серебряной оправе, за стеклом. Архиерей преподал мне благословение, осенил меня крестным знамением и сказал, что Бог наградит меня за то, что я был так добр и навестил его. Так как сам он никакого языка, кроме русского, не понимал, то я наконец спросил, не имеет ли у них (кого-нибудь), кто бы говорил по-латыни. Тогда ко мне вызвали монаха, соборного священника, объясняющегося по-латыни весьма плохо, однако понимающего все, (что ему на этом языке говорят), и вдобавок знающего немного по-немецки, по-гречески и по-еврейски. Я попросил архиерея быть настолько добрым назначить мне кого-либо в проводники и велеть показать мне (местные) церкви и (их) украшения, а также распорядиться, чтобы кто-нибудь сопровождал меня в знаменитый монастырь Святого Антония, расположенный под самым Новгородом. (В ответ) на это архиерей тут же велел упомянутому монаху идти со мной и показать мне все, что я пожелаю. Простившись тотчас же с архиереем, я взял с собой монаха и ушел.

Митрополита этого или архиерея звали Иовом [133]. (Это был) высокий старик с седой бородой и расплющенным носом; у него был сильный насморк.

Монах повел меня в собор. У (этого храма) наружные двери были медные, сверху установленные литыми медными же фигурами. (Самый) храм украшен живописью, позолотой и (отличается) большим великолепием (как) снаружи, (так) и внутри. В нем висело семь больших серебряных позолоченных лампад чеканной работы; в окружности всякая из них равняется верхней части датской меры [134].