Юст Юль - Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

Посылали на взморье взглянуть, не сошел ли с отмелей лед; оказалось, что свободного прохода (для судов) ожидать нельзя. Глубина на этих отмелях всего 10, самое большее 11 футов, и фрегатам, несмотря на их небольшое углубление, приходилось почти совсем разоружаться и разгружаться. Далее, за банками, глубина более чем достаточна для (плавания) самых больших кораблей.

3-го. (Гонец) привез ратификацию договора, которым продолжен прежний мир с турками. Гонец этот ехал через Бендеры, где, по его словам, видел самого короля Шведского и разговаривал с ним; (короля) он встречал раньше, в Саксонии, (так что) знал его хорошо.

4-го. В полдень вице-адмирал сел на судно и тотчас поднял свой флаг. Весь флот немедленно (ответил) приветствием, и с каждого (судна сделано) по семи выстрелов, на которые (вице-адмиральский корабль) отвечал пятью. Лишь только корабль поставил паруса и тронулся с места, крепость отсалютовала ему пятью выстрелами. То же сделала и адмиралтейская верфь, когда он проходил мимо нее. (Как той, так и другой) он отвечал пятью же выстрелами. Ибо было наперед условлено, что крепость будет первая, на английский (манер), салютовать (вице-адмиральскому кораблю), когда он пойдет под парусами, а не он ей первый. За (вице-адмиралом) поставили паруса и прочие суда. Каждое салютовало крепости, а затем адмиралтейской верфи пятью выстрелами, на которые получало от них в ответ по три. (Салюты следовали) один за другим, так что ужасная, не поддающаяся описанию пальба не прекращалась.

Трудно себе представить, какая масса пороху выстреливается за пирами, увеселениями, при получении радостных вестей, на торжествах и при салютах, подобных (нынешнему), ибо в России порохом дорожат (столько же), сколько песком, и вряд ли найдешь в Европе государство, где бы его изготовляли в таком количестве и где бы по качеству и силе о мог сравниться (со здешним).

[5-го?]. Я вместе с посланником Фицтумом ходил в русскую церковь (собор) поздравлять царя с радостным известием о подтверждении турками мирного договора, и тут снова сделал наблюдение, что мужчины (в церкви) стоят внизу, а женщины наверху, на хорах. Ни игры на органе, ни другой (музыки) в русских церквах не бывает. Царь стоял среди многочисленных певчих и пел с ними, точно сам был одним из церковнослужителей [232]. (Певчие) пели очень хорошо во всех голосах. По окончании обедни диакон вынес тарелку с белым хлебом вроде печения (и стал) предлагать его выходящим: всякий брал себе сам по кусочку.

После полудня, я и посланник Фицтум ходили на поклон к вдовствующей царице. При этом случае (как сама) она, (так) и царевны, ее дочери, заставили нас выпить столько больших чар вина, что мы напились пьяны менее чем в полчаса времени. Отпустили они нас лишь тогда, когда убедились, что мы совершенно готовы. Тут я еще раз заметил то, что мне часто и прежде приходилось наблюдать, но в чем я до сих пор не отдавал себе ясного отчета, — (а именно), что в обществе русских женщин, благодаря их усердному канючению и просьбам, в самый короткий срок выпиваешь более, чем в обществе самих завзятых пьяниц. (Происходит это) от того, что вообще убеждениям женщин поддаешься легче, нежели (убеждениям) мужчин.

6-го. Узнав, что галеры пускаются в путь, я съездил на ту, которой командует шаутбенахт, граф Jean de Bouzi, хозяин занимаемого мной дома. Он (только) недавно вступил в командование этими судами. На передней части его галеры, по сторонам, развевалось два флага, подобные описанным ранее гюйсам прочих судов. Вёсел на галере было по 28 с каждого борта; на каждом весле сидело пять-шесть закованных каторжников. Когда я сходил с судна, то, по приказанию шаутбенахта, один из квартирмейстеров, у которого на плечах, на серебряной цепочке, висел серебряный свисток, три раза просвистел (в него), и при всяком разе каторжники с галеры приветствовали меня тихим, глухим бормотанием, звучавшим особенно странно и противно.

Когда (de Bouzi) поднял свой флаг, ему салютовали суда всего флота, каждое 5 выстрелами. Отвечал он тем же числом.

Узнав, что царь или, как он приказывает себя называть, дворянин Михайлов, собирается уходить со своим отрядом, я отправился к нему на судно проститься с ним и застал (у него) его наложницу Екатерину Алексеевну, о которой уже сказано выше. Первым пустился в путь шаутбенахт, командующий галерами. Крепость салютовала ему 5 выстрелами, и он отвечал тоже 5 (выстрелами). За ней салютовала ему таким же образом верфь, которой он (также) отвечал. Прочие галеры, когда он мимо них проходил, приветствовали его описанными выше троекратным бормотанием. Когда царь поднял свой флаг, все (суда) царского отряда салютовали ему так же, как остальные (суда). При флаге царь сохранил вымпел. Как только он тронулся с места, сначала крепость, потом верфь салютовали ему пятью выстрелами, на которые он отвечал пятью же. Прочие шнявы (первые) салютовали крепости и верфи, (делая) по пяти выстрелов, а (крепость), равно и верфь, отвечали тремя. (За шнявами) следовало многое множество малых бригантин, наполненных (войском). Каждая имела по четыре малых металлических орудия. Салютовали они крепости и верфи тремя выстрелами, а те отвечали одним.

8-го. Мне и польскому посланнику Фицтуму назначили галиот «Александр», который, в числе 16 других транспортов, был отнят у шведов на нарвском рейде. Сев (на этот галиот) и (сделав) вместе со всем флотом весьма трудный переход через мелководнейшую часть взморья, мы, в 2 часа пополудни, (одновременно) с прочими (судами), бросили якорь в двух милях от Петербурга. Дальше курс идет между вестом и нордом. Немедленно по отдаче якоря я и посланник Фицтум отправились прежде всего на шняву «Лизета», чтобы посетить царя на его судне, но там не застали его и (лишь) после долгих розысков, (объехав многие) суда, нашли его на корабле «Донкрат». Вечером вернулись на («Александр»). Вследствие плохих качеств (этого) судна мы во всех отношениях испытывали на нем большие неудобства. В худших условиях мне никогда не случалось бывать (на море), даже в те дни, когда я еще плавал в качестве простого матроса.

9-го. Царь позвал меня в гости на «Лизету». После полудня на царскую (шняву) прибыли царевны, племянницы царя по брату. (Его величество) день пролавировал в Кроншлот, чтобы посмотреть, не очистилось ли (взморье) ото льда, но убедился, что лед еще крепко держится, ввиду чего он вернулся ко флоту и, встав на свое место на якорь, отправился на судно к вице-адмиралу донести ему об этом, ибо в делах служебных (его величество) выказывает (старшим) такое же послушание и покорность, как самый младший из его служащих.

Царевны и их мать шли с остальными судами до Кроншлота. Им был определен маленький галиот или буер. Достаточно вспомнить отвращение, которое вообще испытывает женский пол к морю, чтобы судить об удовольствии, с каким они совершали (это путешествие). (Тем не менее) царь почти всегда берет их с собой в плавание, и предпочтительно в свежую погоду; запирает их наглухо в каюту, пока их хорошенько не укачает и, salvo honore, не вырвет; тут только он (доволен), так как в этом находит первое свое удовольствие и развлечение. (Вообще) царь нарочно выискивает людей, не переносящих моря, берет их с собой в свежую погоду и все лавирует с ними против ветра.