Элеанор Херман - Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней [Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы]

«Что касается меня, – продолжает Ольденбург, – то я воздержусь от рассуждений о трезвости ваших наблюдений и достоверности показаний вашего инструмента. После проведения голосования среди членов общества (увы, сопровождавшегося значительным числом смешков) было решено не публиковать ваше сообщение в нашем журнале. Однако все мы желаем вашим "зверькам" здоровья, процветания и успешного ведения дел их "первооткрывателем"».

Тем не менее спустя год по договоренности некоторые члены общества посетили Левенгука. Как и он, они смогли наблюдать в микроскопе крошечных существ, что некоторым образом оправдывало его.

Оставив изучение воды из пруда, Левенгук поместил под микроскоп образец собственной слюны и соскоба зубного налета и был совершенно очарован. 17 сентября 1683 года он снова написал в Королевское общество: «Я с большим удивлением увидел, что и в этих образцах наблюдается огромное количество маленьких животных, непрерывно движущихся».

Во рту старика, который никогда в жизни не чистил зубы, Левенгук обнаружил «невероятно большую компанию живых организмов… Более того, их было так много, что весь образец жидкости, казалось, живет своей жизнью». К сожалению, потребовалось еще двести лет, чтобы задаться вопросом, могут ли эти крошечные забавные существа быть убийцами.

К 1830-м годам убийственная практика кровопускания, а также слабительные и рвотные препараты вышли из моды, но лишь к 1870-м годам бессмысленные теории о четырех гуморах и экскрементальных миазмах выкинули на свалку истории. Прогресс в основном обусловлен работой немецкого патолога Рудольфа Вирхова, страстного любителя микроскопа. Он заменил гуморальную теорию клеточной доктриной, доказав, что болезнь вызывают изменения в клетках организма.

Исследователи вдруг начали совершать открытия одно за другим. В 1876 году немецкий врач Роберт Кох открыл первую бактерию, вызывающую эпидемию, – бактерию сибирской язвы. Француз Александр Йерсен в 1894 году открыл бациллу бубонной чумы, названную в его честь, – Yersinia pestis. В 1880 году Шарль Луи Альфонс Лаверан смог идентифицировать паразита, вызывающего малярию, но лишь в 1898 году уже британский хирург сэр Рональд Росс доказал, что переносчиком паразита являются комары.

Новые процедуры позволяли четко и точно ставить диагнозы и по большей части верно определять причины смерти. Питаемый невежеством страх, от которого рождались слухи об отравлении, стих благодаря науке.

По иронии судьбы, когда достижения медицины и науки XIX века уменьшили страх отравления в королевских кругах, яды получили наибольшее распространение. Во-первых, в силу доступности. Убийце больше не требовалось обладать богатством Медичи (которые, как известно, держали целую фабрику по производству ядов), чтобы расправиться с врагом. Крысиный яд на основе мышьяка – ничем не примечательный белый порошок, который легко спутать с мукой или кондитерским сахаром, – продавался за гроши. Не существовало законов, требовавших фиксировать, кто его покупает, – это мог сделать даже ребенок.

Препараты на основе мышьяка, которые в свое время свели с ума короля Георга III, – порошок Джеймса и раствор Фаулера – использовались в качестве домашних лекарств вплоть до 1950 года. Мышьяк все еще добавляли в мази и клизмы, вдыхали в виде паров, а в 1908 году его стали использовать для лечения сифилиса вместо ртути в новом лекарстве под названием сальварсан. Оно использовалось до тех времен, пока пенициллин не стал доступен большинству в 1945 году.

Благодаря индустриализации ядовитая косметика, раньше остававшаяся уделом знати, стала доступна рабочему классу Теперь не нужно было родиться королевой или графиней, чтобы купить косметическое средство, содержащее убойные дозы ртути, мышьяка, свинца и иных вредных веществ.

В 1860-х годах обнаружили, что отбеливающий кожу лосьон под названием «Цветок юности леди» (Laird's Bloom of Youth), который рекламировали как «восхитительный и безвредный препарат», вызывает паралич, потерю веса, тошноту, головные боли – и все из-за высокого содержания ацетата свинца. Многие другие средства по уходу за кожей содержали ртуть, свинец, карболовую кислоту и другие ядовитые ингредиенты. «Мазь от веснушек Берри» создавали на основе хлорида ртути, а название «Улучшенная безвредная мышьяковая вафля доктора Маккензи» говорит само за себя.

Яд вторгся в сферу домашнего декора и одежды среднего класса. В 1775 году немецкий химик Карл Шееле выделил из медного арсенита блестящий зеленый пигмент «Зелень Шееле», которым тут же стало популярно красить обои (в том числе в доме Наполеона на острове Святой Елены). В 1814 году химики в немецком городе Швайнфурте разработали на основе ацетата меди и медного арсенита цвет Schweinfurt green, который применяли для создания различных оттенков. Зеленый на основе мышьяка стал самым модным цветом девятнадцатого столетия: его использовали в одежде, мебели, красках, мыле, пищевых красителях, обивке, драпировке и детских игрушках, что стало причиной множества смертей.

В 1864 году некий ученый обнаружил, что содержания мышьяка в обоях гостиной достаточно для убийства сотни людей. В частности, это касалось детей: они нередко болели и иногда умирали в комнатах, оклеенных зелеными обоями. В 1858 году обои с мышьяком покрывали более миллиона квадратных миль стен в британских домах. К 1880-м, когда опасность осознали, их принялись массово сдирать, причем рабочие, исполнявшие эту задачу, нередко теряли сознание от паров мышьяка. Хозяевам приходилось открывать дома и реанимировать пострадавших коньяком.

Однако было недостаточно просто содрать обои. Владельцам домов пришлось заменить позеленевшие жалюзи, которые выбрасывали в воздух мышьяковую пыль всякий раз, когда их открывали или закрывали. Кроме того, нужно было заново обить всю мебель. И купить новые ковры. А также новые абажуры.

Благодаря индустриализации не надо было рождаться в знатной семье, чтобы получить свою порцию яда через косметику.

И, разумеется, не стоит забывать об одежде. Лондонский врач проанализировал ткань, созданную с использованием «Зелени Шееле» и обнаружил более шестидесяти частиц мышьяка на ярд ткани. Учитывая, что на платье, надеваемое поверх юбки обруча, шло более двадцати ярдов ткани, такой наряд содержал около тысячи частиц мышьяка – достаточно для отравления двух сотен людей. Красавица кружилась в вальсе, а по воздуху расходилась мышьяковая пыль: можно сказать, что она была в буквальном смысле убийственно красива. Танцовщицы Лондонского балета массово отравились из-за своих костюмов водяных нимф. Можно даже представить, как на середине пируэта они останавливаются и бросаются за кулисы, не в силах справиться с тошнотой. Даже сегодня музейные кураторы, работающие с одеждой XIX века, носят маски и перчатки, чтобы не вдыхать мышьяковую пыль, которая взлетает в воздух при малейшем перемещении предмета одежды.