Юрий Селезнев - Русские князья в политической системе Джучиева Улуса (орды)

Также необходимо упомянуть Бертольда Шпулера. В его работе «Золотая Орда» [108] разносторонне рассматривается история степного государства, его политическое развитие, быт, культура, экономика. Однако в плане русско-ордынских отношений автор ограничивается приведением выдержек из летописей, часто неполных, без авторского комментария.

Тем не менее, необходимо согласится с М.С. Гатиным, что до 1970-х гг. лидерство в изучении вопросов истории Джучиева Улуса принадлежало именно немецким исследователям [109]. При этом их интерпретации ряда ключевых моментов истории Орды расходятся с трактовками отечественной историографии. М.С. Гатин называет проблему влияния событий «великой замятни» на Русь, значение битв на Куликовом поле и на реке Ворскле [110].

Современная зарубежная историография уделяет большее внимание конкретным сюжетам, так или иначе связанным с русско-ордынскими отношениями.

Показательным примером является дискуссия, представленная на страницах гарвардского журнала «Kritika» в 2000 г.

Если, Д. Островски делит влияние Орды на Русь на два этапа: XIV столетие, когда влияние не было значительным; и XV–XVI вв., когда оно, по его мнению, было наиболее результативным [111], то его оппоненты — Ч. Гальперин и Д. Голдфранк — указывают на самобытные аспекты развития русских княжеств в ордынское время [112].

Однако здесь абсолютно выпадает XIII в., когда оформляются русско-ордынские отношения, а государственная система Монгольской империи буквально навязывается русским княжествам. В то же время, это может быть объяснено тем фактом, что в центре внимания исследователя находится именно Московское княжество, которое как фактически независимое фигурирует с третьей четверти XIII столетия.

Различным сюжетам взаимоотношений с Ордой Балканских стран и в частности средневековой Болгарии посвящены исследования болгарских ученых [113].

Более широкие вопросы истории Джучиева Улуса затрагиваются в турецкой историографии. Связано это с тем, что Орда официально считается тюркским и мусульманским государством и тем самым оказывается в сфере идеологических и политических интересов Турции. Тем не менее, количество работ турецких исследователей, рассматривающих историю русско-ордынских отношений крайне не велико [114]. Исключение составляет диссертационное исследование И. Камалова, посвященное влиянию ордынского государства на различные сферы русского общества XIII–XV вв. [115]

Таким образом, современные зарубежные авторы (как и упомянутые выше Хаммер-Пургшталь и Шпулер) в основном рассматривают общую историю взаимоотношений Руси и Орды [116]. Однако главное внимание они уделяют времени завоевания Руси в 1240-х гг., периоду 1380-х гг., а также 1480-м гг. [117]

В целом, зарубежная историография о монголо-татарах придерживается концепций закладывания Чингиз-ханом основ евразийского единства в рамках Монгольской империи, а также идеи решающего влиянии Орды на русские княжества, обусловившего специфику развития Руси-России. Современная мировая историография, в то же время, представляет оригинальные идеи, часто, дискуссионного характера, которые могут оказать влияние на рассмотрение истории русско-ордынских отношений в XIII–XV вв. [118]

Необходимо также отметить, что помимо общих работ по теме, в ее изучении большую роль играют источниковедческие изыскания в области летописания [119] (особенно хотелось бы выделить работы А.А. Шахматова [120], М.Д. Приселкова, [121] Я.С. Лурье, [122] Б.М. Клосса, [123] А.Г. Кузьмина, [124] Л.Л. Муравьевой [125]), а также исследование публицистических произведений и житийной литературы. [126]

Немаловажное значение для уяснения аксиологических установок русских книжников имеют работы Ч. Гальперина [127], И.Н. Данилевского [128], В.Н. Рудакова [129], А.В. Аксанова [130]. Указанные исследования ставят немаловажный вопрос об оценках современниками периода зависимости Руси от Орды и правомочности использования термина «иго».

Ряд дополнительных сведений содержатся в археологических данных. В частности, монография М.Д. Полубояриновой посвящена проблеме пребывания в степи русских людей в XIII–XV вв. [131]

Процессу становления ислама в Орде в качестве государственной религии, а также общей описательно-статистической характеристике погребальных обрядов на территории Улуса Джучи и выявлению их особенностей на базе материалов погребальных памятников посвящены исследования Д.В. Васильева [132].

В новейших работах А.Г. Юрченко [133] представлена альтернативная точка зрения на процесс исламизации Джучиева Улуса. Рассмотрение данного вопроса через призму повседневности позволяет автору сделать немаловажные наблюдения и прийти к оригинальным, но не бесспорным выводам.

Проблемы отражения социальной дифференциации в погребальном обряде кочевников освещены в исследованиях В.А. Иванова [134] и И.В. Матюшко [135].

В исследованиях М.В. Цыбина рассматривается положение юговостока Руси после нашествия монголо-татар [136]. Большое место среди исследований уделено археологическому изучению города Ельца и его окрестностей (А.Д. Пряхин, Н.А. Тропин, М.В. Цыбин, В.В. Лаптенков). [137] На привлечении большого археологического материала основаны монографии В.Л. Егорова и А.А. Шенникова [138], статья М.В. Горелика [139], диссертационные исследования В.А. Лапшина [140] и Р.Р. Каримовой [141].

Необходимо подчеркнуть, что современные исследователи стараются избегать термина «иго» (татар, татарское, монгольское, монголо-татарское, ордынское). Такое решение обусловлено тем, что данное определение считается анахронизмом, свойственным более историографической традиции, общественному сознанию, нежели реальному положению дел. Наиболее адекватное, близкое к пониманию современников определение — «ордынская неволя». Справедливости ради необходимо отметить, что такие понятия как «неволя», «рабство», «ярмо» и «иго» оказываются в историософском контексте близкими по значению, а по сути — синонимичными. Отдельные оттенки значений стираются в общем представлении о том периоде, что позволяет, на наш взгляд, применять вышеозначенные термины как равнозначные [142].

В рамках рассмотрения вопросов, связанных с определением места русских князей в системе функционирования правящего слоя Орды, большинство исследователей отмечают, что русские княжества оказались непосредственно вовлечены в сферу политического влияния Джучиева Улуса. Как подчеркнул А.Н. Насонов, после покорения русских земель «непосредственная организация татарского владычества на Руси была в руках монгольской степной аристократии» [143]. А.Н. Никитин в своём исследовании, посвященном улусной системе Монгольской империи пришел к немаловажному выводу о том, что «русские земли не пользовались особым положением среди стран, завоеванных монголами… Наличие неесугеидских династий было нормой жизни и в имперских центрах чингизидских ханств. Некоторые потомки подданных рода Чингиз-хана постепенно обретали всю полноту верховной власти» [144]. Система владычества над покоренными странами, выстроенная монголо-татарами, не могла обойтись без включения в состав правящего слоя — элиты — представителей аристократии завоеванных стран. Это вполне закономерно, поскольку, как отметил Г.Е. Марков, правящий слой «у кочевников не составлял замкнутого сословия» [145].