Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Бог Дионис посещает Фивы в образе Вакха, или собственной ипостаси, и проповедует собственный культ. Дочери Кадма отвергают его призыв; он завораживает их, повергая в благочестивый экстаз, и они убегают в горы, чтобы почтить его неистовыми плясками. Они облачаются в шкуры животных, препоясываются змеями, увенчиваются плющом и кормят грудью волчат и оленят. Фиванский царь Пенфей противится этому культу из-за его враждебности разуму, морали и порядку и заключает в темницу проповедника, который переносит наказание с христианской кротостью. Но в лице проповедника свои права защищает бог: стены темницы рушатся, а молодой владыка подпадает под могучие чары Диониса. По его совету Пенфей одевается женщиной, карабкается по горам и присоединяется к оргии. Женщины обнаруживают, что среди них мужчина, и разрывают его на части; сама Агава, опьяненная «одержимостью», несет в руках оторванную голову сына, думая, что это голова льва, и поет над ней торжествующую песнь. Когда она приходит в себя и видит, что это голова Пенфея, она восстает против культа, помутившего ее разум; и когда Дионис говорит: «Вы надо мной, над богом, посмеялись, и вот расплата», она отвечает: «Пристал ли богу гнев, как гордецу?» Последний урок утверждает то же, что и первый; даже в своей предсмертной пьесе поэт остается самим собой.

После смерти Еврипид стал популярен даже в Афинах. Идеи, которые он отстаивал, стали властителями дум последующих столетий, и эллинистическая эпоха видела в нем и Сократе величайших умственных вдохновителей, каких только знала Греция. Его занимали живые проблемы, а не «мертвые выдумки певцов», и античный мир помнил его долго. Пьесы его предшественников пришли в забвение, тогда как пьесы Еврипида повторялись из года в год повсюду, где только имелся греческий театр. Когда после предсказанного в «Троянках» катастрофического исхода экспедиции против Сиракуз (415) пленные афиняне лицом к лицу столкнулись с угрозой быть погребенными заживо в сицилийских каменоломнях, свободу получали те из них (сообщает Плутарх), кто знал наизусть отрывки из пьес Еврипида [1599]. Новая Комедия вырастала из его драм; один из ее зачинателей, Полемон, говорил: «Если бы мертвые обладали сознанием, я бы повесился, лишь бы повидать Еврипида» [1600]. Возрождение скептицизма, либерализма и гуманизма в восемнадцатом и девятнадцатом веках сделало Еврипида более современным, чем Шекспир, который единственный был ему ровней; Гете, впрочем, так не думал. «Произвели ли все народы мира после Еврипида хоть одного драматурга, достойного подавать ему туфлю?» — спрашивал Гете у Эккермана [1601]. В лучшем случае, только одного.

Греческая трагедия более мрачна, чем трагедия елизаветинцев, потому что редко пользуется приемом комической разрядки, благодаря которому трагическое разбавляется юмором и зритель легче переносит трагизм. Греческий драматург предпочитал, чтобы его трагическая драма постоянно пребывала в плоскости возвышенного, и изгонял комическое в «сатировскую» драму, не имевшую серьезного значения, но позволявшую взвинченным нервам публики отдохнуть и расслабиться. С течением времени комическая драма провозгласила свою независимость от трагедии, и на празднике Диониса ей был отведен целый день, вся программа которого состояла из трех-четырех комедий, написанных разными авторами, исполнявшихся друг за другом и претендовавших на особую награду.

Подобно риторике, греческая комедия впервые расцвела на Сицилии. Около 484 года с Коса в Сиракузы переселился философ, врач, поэт и драматург Эпихарм, изложивший учения Пифагора, Гераклита и рационалистов в тридцати пяти комедиях, от которых сохранились только случайные цитаты. Через двенадцать лет после прибытия Эпихарма на Сицилию афинский архонт выставил первый комический хор. В благоприятной атмосфере демократии и свободы новое искусство развивалось стремительно, став в Афинах основным носителем моральной и политической сатиры. Широкая свобода слова, предоставленная комедии, была освящена традицией дионисийского фаллического шествия. Злоупотребления этой свободой привели в 440 году к принятию закона о запрете личных нападок в комедии; но эта мера была три года спустя отменена, и полная свобода критики и поношения оставалась в силе даже в годы Пелопоннесской войны. Греческая комедия как политическая критика играла ту же роль, которую свободная пресса играет в современных демократиях.

Нам известны имена многих драматургов, предшественников Аристофана; великий Рабле античности даже снисходил до того, чтобы похвалить некоторых из них, когда рассеивался дым соперничества. Кратин был политическим рупором Кимона и вовсю враждовал с Периклом, которого называл «Его лукоголовым Всемогуществом» [1602]; милосердное время избавило нас от необходимости читать его произведения. Другим предшественником Аристофана был Ферекрат, который около 420 года высмеял в «Безумцах» тех афинян, что провозглашали свою нелюбовь к цивилизации и стремление «возвратиться к природе», — столь стары смелые новшества нашей молодежи. Самым доблестным соперником Аристофана был Евполид; поначалу они сотрудничали, затем рассорились и разошлись, после чего энергично друг друга высмеивали, будучи, однако, единомышленниками по борьбе с демократической партией. Если в течение всего пятого века комедия была враждебна демократии, так было потому, что поэтам нравятся деньги, а у аристократии их много, но главным образом потому, что задача греческой комедии — развлекать насмешкой, а у власти тогда стояла демократическая партия. Так как вождь демократии Перикл симпатизировал таким новым идеям, как эмансипация женщины и рационалистическая философия, комедиографы с подозрительным единодушием ополчались против всех форм радикализма и призывали вернуться к обычаям и почтенным нравам «мужей Марафона». Аристофан стал голосом этой реакции, как протагонистами новых идей были Сократ и Еврипид. Конфликт между религией и философией выплеснулся на комическую сцену.

Слабость Аристофана к аристократии отчасти простительна, так как он происходил из культурной и благополучной семьи и, по-видимому, владел землей на Эгине. Само имя поэта являлось как бы удостоверением знатности, означая «явленная доблесть». Рожденный около 450 года, он был еще очень молод, когда между Афинами и Спартой разразилась война, ставшая горькой темой его пьес. Вторжение спартанцев в Аттику вынудило его покинуть свое загородное поместье и переселиться в Афины. Он не любил городской жизни и был возмущен требованием внезапно возненавидеть мегарцев, коринфян и спартанцев; он осуждал войну, во время которой грек убивал грека, и из пьесы в пьесу призывал к миру.