Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Три фактора обратили это обязательство полувековой дружбы в краткое шестилетнее перемирие: дипломаты извратили понятие мира, превратив его в «войну с помощью иных средств», Алкивиад встал во главе партии, желавшей возобновления боевых действий, Афины попытались покорить дорийские колонии на Сицилии. Союзники Спарты отказались подписывать соглашение; они отпали от ослабевшей Спарты и переметнулись на сторону Афин. Формально соблюдая мирный договор, Алкивиад вовлек союзников в войну со Спартой, объединив их в битве при Мантинее (418). Спарта одержала победу, и взбудораженная Греция снова на время затихла.

Между тем Афины направили флот против дорийского острова Мелос, потребовав от него вступить в афинскую державу (416). Согласно Фукидиду, который в этом месте роняет достоинство историка, превращаясь в философа-софиста или пылающего местью изгнанника, афинские послы не привели в обоснование своих действий других доводов, кроме утверждения, что сила — это право. «Относительно богов мы верим, а относительно людей знаем, что по неизбежному закону своей природы они властвуют всюду, где у них есть такая возможность. Не мы создали этот закон и применили его первыми; мы нашли, что он существовал до нас и всегда будет существовать после нас; все, что мы делаем, — это поступаем в согласии с ним, зная, что, обладай вы нашей властью, вы поступали бы точно так же» [1651]. Мелосцы отказались сдаться и заявили, что вверяют свою судьбу богам. Позже, когда к афинскому флоту подошли мощные подкрепления, островитяне сдались на милость победителя. Афиняне казнили всех взрослых мужчин, попавших к ним в руки, продали женщин и детей в рабство и отдали остров пятистам афинским колонистам. Афины возрадовались завоеванию и готовились стать живой иллюстрацией основной темы своих трагиков, писавших о карающей Немесиде, которая преследует всякий заносчивый успех.

Алкивиад был одним из тех, кто голосовал в народном собрании за смертный приговор мужскому населению Мелоса [1652]. Обычно его поддержки было достаточно, чтобы обеспечить успех любого законопроекта, так как в те годы он был самым известным человеком в Афинах, чьи красноречие, красота, разносторонние таланты, даже недостатки и преступления вызывали всеобщее восхищение. Его отец — богач Клиний — пал в битве при Коронее, а мать, происходившая из рода Алкмеонидов, близкая родственница Перикла, убедила последнего воспитать Алкивиада в своем доме. Мальчик доставлял немало хлопот, но был умен и отважен; в двадцать лет. он сражался рядом с Сократом при Потидее, а в двадцать шесть — при Делии (424). По-видимому, философ относился к юноше с теплой привязанностью, и, по словам Плутарха, его призывы к добродетели «приводили Алкивиада в такое волнение, что из глаз его текли слезы. И все же порой он предпочитал общество льстецов, предлагавших ему всевозможные наслаждения, и покидал Сократа, который в таких случаях гонялся за ним, словно за беглым рабом» [1653].

Остроумие и выходки юноши шокировали и возбуждали афинских сплетников. Когда, порицая нескромный догматизм Алкивиада, Перикл заметил, что и он в молодости вел умные разговоры, юноша парировал: «Как жаль, что я не был знаком с тобой тогда, когда твой ум был особенно силен» [1654]. Только для того, чтобы не уклониться от вызова своих буйных товарищей, Алкивиад прилюдно ударил по лицу одного из богатейших и влиятельнейших афинян — Гиппоника. На следующее утро он явился домой к устрашенному толстосуму, разделся и просил Гиппоника выпороть его в наказание. Старик был настолько поражен, что выдал замуж за молодого человека свою дочь Гиппарету, снабдив ее приданым в десять талантов; Алкивиад убедил тестя удвоить сумму и большую ее часть израсходовал на себя. Живя в неслыханной по тем временам роскоши, он, наполнил свой дом дорогой утварью и нанял художников разрисовать стены. Он держал конюшню со скаковыми лошадьми и часто побеждал на колесничных бегах в Олимпии; как-то раз его команды заняли в одном заезде первое, второе и четвертое места, после чего Алкивиад задал пир всему народному собранию [1655]. Он снаряжал триеры и оплачивал расходы на подготовку хоров, а когда государство призвало вносить средства на войну, его пожертвования превзошли взносы всех остальных. Свободный от любых укоров совести, традиции или страха, он резвился в детстве и молодости с такой жизнерадостностью, что, казалось, все Афины наслаждаются его счастьем. Он слегка шепелявил, но так очаровательно, что все уважающие себя юноши шепелявили вслед за ним; он носил обувь нового покроя, и вскоре вся золотая молодежь города расхаживала в «башмаках Алкивиада». Он нарушал множество законов и причинял ущерб множеству людей, но никто не осмеливался призвать его к ответу. Он пользовался такой популярностью среди гетер, что носил на своем золоченом щите изображение Эрота с молнией, как бы заявляя о своих любовных победах [1656]. Жена, терпеливо сносившая его измены, в конце концов вернулась в родительский дом и стала готовиться к разводу; но когда она появилась перед архонтом, Алкивиад поднял ее на руки и отнес домой через рыночную площадь, причем никто не осмелился ему помешать. После этого она предоставила ему полную свободу, довольствуясь крохами его любви; ее ранняя смерть наводит на мысль о том, что сердце ее не вынесло непостоянства Алкивиада.

Вступив на политическую арену после смерти Перикла, он застал всего одного соперника — богатого и благочестивого Никия. Но Никйй стоял на стороне аристократии и мира; поэтому Алкивиад решил занять сторону коммерческих классов и проповедовать империализм, будивший афинскую гордость; Никиев мир был дискредитирован в глазах Алкивиада уже тем, что носил имя его конкурента. В 420 году он был избран одним из десяти стратегов и приступил к тем амбициозным планам, которые вновь ввергли город в войну. Пока народное собрание бурно приветствовало Алкивиада, мизантроп Тимон радостно предрекал великие бедствия [1657].

Труды Перикла были разрушены фантазией Алкивиада. Афины оправились от эпидемии и войны, и торговля вновь свозила в город богатства Эгеиды. Но закон жизни — саморазвитие; ни тщеславие, ни империя никогда не довольствуются тем, что имеют. Алкивиад мечтал о новых территориях для Афин в Италии и Сицилии; в богатых тамошних городах Афины нашли бы зерно, сырье и людскую силу; оттуда они могли бы контролировать подвоз продовольствия на Пелопоннес, а подати, сделавшие Афины богатейшим городом Греции, можно было бы удвоить. Тягаться с ними могли только Сиракузы, и мысль эта была тяжка для афинян. Захватив Сиракузы, они овладели бы всем западным Средиземноморьем, и в город пришла бы такая роскошь, какая и не снилась Периклу.