Дмитрий Мишин - Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье

Итак, Ибн Фадлан постоянно именует Алмуша «правителем сакалиба », но избегает применения названия сакалиба к волжским булгарам. Такое наблюдение само по себе указывает, кажется, на то, что Ибн

Фадлан лучше знаком с титулом правителя, чем с именем народа. Однако данный вопрос заслуживает отдельного исследования.

Для того чтобы понять, на чем основывается Ибн Фадлан в своем употреблении названия сакалиба , необходимо выяснить, когда именно он впервые применил его к волжским булгарам. Маловероятно, чтобы ошибочное употребление понятия сакалиба появилось у Ибн Фадлана в результате его поездки. Находясь в Булгаре, Ибн Фадлан много раз мог убедиться в том, что название сакалиба не применялось ни к самим волжским булгарам, ни к их правителю. Несколько раз Ибн Фадлан приводит имена, которыми назывались народы и правители Булгара. Он знает суваров и зскелов [305, с. 140 и 141 соотв.], а несколько ранее говорит о баранджарах [305, с. 135] [37]. Алмуш же именовался «правителем Булгара», причем как до прибытия посольства, так и после него [305, с. 117, 118].

Если отождествление волжских булгар с сакалиба не могло иметь места у Ибн Фадлана ни в ходе его поездки, ни после нее, остается предполагать, что впервые оно появилось еще до путешествия. Под влиянием чего? Предполагать, что Ибн Фадлан стал жертвой каких-то расхожих и неверных географических представлений, согласно которым волжские булгары назывались сакалиба , безосновательно, ибо такое отождествление у других авторов (за исключением тех, кто механически копировал текст Ибн Фадлана) не встречается. Но объяснить появление идентификации сакалиба с волжскими булгарами можно исходя из послания царя Алмуша к ал-Муктадиру. В начале своего трактата Ибн Фадлан приводит подробное изложение содержания послания, что указывает на его знакомство с этим документом [305, с. 67–68]. В этом изложении Алмуш называется «правителем сакалиба », и можно предполагать, что так было и в оригинале. Следовательно, Алмуш, составляя письмо халифу ал-Муктадиру, добавил к своему титулу «правитель сакалиба ».

Предположение, что именование Алмуша «правителем сакалиба » исходило от него самого, объясняет ту легкость, с какой арабы (включая самого Ибн Фадлана) приняли на веру эту титулатуру. В Багдаде почти наверняка располагали текстом описания северных народов неизвестного автора (см. след. главу), в котором Алмуш характеризуется только как правитель Булгара. Нужны были веские основания, чтобы считать его правителем сакалиба . Послание Алмуша и дало, очевидно, такие основания.

Если предположить, что Ибн Фадлан впервые узнал о «правителе сакалиба » из послания Алмуша к халифу ал-Муктадиру, его представления о Булгаре предстают вполне объяснимыми. Зная об Алмуше как о «правителе сакалиба » из такого заслуживающего доверия источника, как дипломатическая переписка, Ибн Фадлан последовательно называет его так на всем протяжении своего повествования. Но как называть жителей Булгара, Ибн Фадлану неизвестно: опыт показывает, что они не именуются сакалиба , но и другие фигурирующие в рассказе названия неприменимы ко всему народу в целом, ибо относятся лишь к отдельным племенам. В результате Ибн Фадлан вообще никак не называет волжских булгар, ограничиваясь упоминаниями о «жителях страны» или об отдельных племенах. Там же, где он все-таки говорит о сакалиба , например, во фрагменте 6 или — возможности чего в принципе нельзя отрицать — во фрагменте, процитированном Йакутом, это слово употребляется скорее как производная от «правителя сакалиба ». Во фрагменте 6, например, Ибн Фадлан движется в своем повествовании следующим образом: правитель сакалиба — правитель хазар, страна хазар — страна… — и, будучи вынужденным как-то назвать подданных Алмуша, применяет к ним название сакалиба . Руководствуется он при этом, кажется, именно титулом царя Алмуша.

Зачем понадобилось Алмушу называть себя правителем сакалиба ? По-видимому, причину следует искать в характере отношений между Волжской Булгарией и халифатом 'Аббасидов. Помимо духовной миссии в поездке Ибн Фадлана хорошо прослеживается и четкая политическая направленность, именно — создание антихазарской коалиции [38]. В этих условиях для правителя волжских булгар, от которого исходила инициатива на переговорах, было бы вполне естественно показывать себя мощным правителем, которому повинуются многие народы, и с которым, следовательно, выгодно поддерживать союзнические отношения. Нечто подобное делал позже хазарский каган Иосиф, приводя в письме к андалусскому писцу и дипломату Хасдаю Ибн Шапруту длинный список народов, которые считал подчиненными себе [13, с. 98–99]. Так Алмуш стал «правителем сакалиба ». Ибн Фадлан, веря ему на слово, называет его так на всем протяжении своего повествования.

Таким образом, применение Ибн Фадланом названия сакалиба к волжским булгарам основано не на его собственных наблюдениях, сделанных во время поездки в Булгар, а на титулатуре царя Алмуша, именовавшего себя «правителем сакалиба » в послании к халифу ал-Муктадиру. Такое употребление названия сакалиба правомернее считать не свидетельством его отнесения ко всем северным народам без разбора, а результатом следования автора неверному указателю, которым стало упомянутое выше послание.

Рассказ еврейского путешественника из мусульманской Испании Ибрахима Ибн Йа'куба о сакалиба — наиболее полное из сохранившихся в восточной географической литературе описаний Западной и Центральной Европы. В то же время оригинальным текстом сообщения Ибрахима Ибн Йа'куба мы не располагаем и вынуждены судить о нем по цитатам у других авторов.

Среди произведений, где встречаются фрагменты рассказа Ибрахима Ибн Йа'куба, наибольшее значение имеет географический трактат «Книга путей и государств» («Китаб ал-Масалик ва-л-Мама-лик») ал-Бакри (ум. в 1094 г.). Из сообщения Ибрахима Ибн Йа'куба ал-Бакри приводит часть рассказа о сакалиба [232, с. 330–340], а также описания Галисии [232, с. 913] и «страны ифранджа » (Франция и Германия за исключением Баварии, которую путешественник выделяет особо) [232, с. 913–914].

Сведения, восходящие к рассказу Ибрахима Ибн Йа'куба, можно встретить также в книге ал-Казвини «Достопримечательности стран и поселений» («Асар ал-Билад»), второй части его географического свода «Диковины творений» («'Аджа'иб ал-Махлукат»). Ал- Казвини приводит рассказы о «городе М.ш.ка» [226, ч. 2, с. 415] [40], т. е. столице польского князя Мешко I (960–992), «городе амазонок» [226, ч. 2, с. 408], Фульде [226, ч. 2, с. 387], Руане [226, ч. 2, с. 396], Шлезвиге [226, ч. 2, с. 404] и Майнце [226, ч. 2, с. 40]. Во всех рассказах, кроме описания «города М.ш.ка», ал-Казвинн ссылается на Ибрахима. В сообщении о «городе М.ш.ка» ссылки на Ибрахима нет, но сопоставление его текста с описанием «страны М.ш.ка» в трактате ал-Бакри ясно указывает на первоисточник. В историографии Ибрахиму Ибн Йа'кубу часто приписывают рассказы о других европейских городах, которые мы находим в труде ал-Казвини [41]. Аргументируя эту точку зрения, Т. Ковальский писал, что ал-Казвини, работавший над своим трактатом вдали от Европы, вряд ли мог иметь более одного источника по христианским странам [137, с. 24]. Но надо заметить, что ал-Казвини, по-видимому, пользовался не оригинальной версией рассказа Ибрахима Ибн Йа'куба. Во фрагменте о Лорке ал-Казвини ссылается на ал-'Узри (1003–1085), который, в свою очередь, цитирует Ибрахима Ибн Йа'куба [226, ч. 2, с. 373] [42]. Заимствования из трактата ал-'Узри обнаруживаются и в других фрагментах географии ал-Казвини, в том числе и посвященных Европе [226, ч. 2, с. 339, 363, 388]. Таким образом, ал-Казвини, видимо, реально пользовался не рассказом Ибрахима Ибн Йа'куба, а трудом ал-'Узри; последний же, андалусский географ, вполне мог иметь для описания Европы и иные источники, нежели рассказ Ибрахима Ибн Йа'куба. Во избежание ошибки Ибрахиму Ибн Йа'кубу следует приписывать только те фрагменты, где на него дается прямая ссылка.