Геннадий Литаврин - Раннефеодальные государства на Балканах VI–XII вв.

Прочие военнообязанные крестьяне продолжали служить в пехоте, на флоте. Разорившихся должны были содержать их односельчане. Однако с начала XI в. приняла широкие масштабы так называемая фискализация «стратий», т. е. военнообязанных стратиотских участков: военная служба заменялась уплатой денег в казну. На эти средства государство содержало наемные войска — тагмы, крупнейшие из которых квартировали в столице. Тагмы имелись практически во всех провинциях, в отличие от фемного войска они не распускались по окончанию кампании. Несли тагмы и пограничную службу. Тагмные отряды перебрасывались в любой конец империи, тогда как фемное войско чем дальше, тем чаще использовалось по преимуществу близ мест набора. При одновременном выступлении фемных и тагмных войск командиры именно тагм играли главную роль. Фемы сходили со сцены — их роль становилась вспомогательной при профессиональном наемном войске. Происходило как бы повторение в новых условиях того, что уже имело место в У — VI вв. Среди наемников было множество иноземцев. Порой скудно оплачиваемые, наемники поднимали мятежи, при проходе по имперским территориям грабили население, травили посевы. Малодисциплинированные и не имевшие, за исключением высших командиров, никаких иных интересов, кроме платы и добычи, наемники усиливали нестабильность власти: они легко поддавались на посулы мятежных полководцев. Ослабление воинских сил стало особенно заметным во второй половине XI в. В 1071 г. на востоке империи, близ Манцикерта, византийская армия, выступившая против турок-сельджуков, потерпела сокрушительное поражение. В плен попал сам император.

Еще больший упадок переживал столь могущественный в X в. военный флот. Он делился на две части, одна комплектовалась в провинциях (в морских фемах Малой Азии и островов Эгейского моря), другая, собственно императорский флот, — обслуживалась наемниками и располагалась в столице и близ нее (у берегов Мраморного моря и Босфора).

В основе кризиса военно-морских сил лежали те же причины: разорение свободного крестьянства, служившего в качестве гребцов, матросов и воинов, а также специальный курс во второй-третьей четверти XI в. центральной власти, о чем будет сказано ниже. Возрождение военного флота началось лишь при Алексее I Комнине (1081–1118), но никогда всё-таки флот не достиг своей прежней силы. Поэтому-то империя и стала зависеть от военной помощи итальянских республик, так дорого обошедшейся городскому хозяйству Византии [203] Ibid. .

Торгово-ремесленное население провинциальных городов в XI–XII вв. значительно возросло. Города провинций еще переживали подъем, тогда как столица уже начала клониться к упадку. Но и здесь усиливалась конкуренция иноземных товаров, а еще более отрицательные последствия имели неослабный налоговый гнет и политическое (а затем и экономическое) засилье крупных землевладельцев. Горожане, непосредственные производители и торговцы, оказались в отличие от горожан других стран Европы лишенными собственных производственных объединений, которые облегчили бы им борьбу за более выгодные условия своей деятельности. Корпорации Константинополя (и, может быть, и нескольких других крупных городов) лишь напоминали западные цехи, но не являлись ими по сути. Они находились под надзором государственной власти, были опутаны множеством ограничений, не выбирали, а принимали себе руководителей, назначенных сверху, в сущности — чиновников с полицейскими функциями, далеких от интересов рядовых членов. Да и в столице корпорации к концу XII в. почти сходят с арены. Византийский патрициат, если можно так выразиться, богатые торговцы, менялы, ростовщики, владельцы мастерских, судовладельцы не сумели сплотиться для защиты своих интересов, да и противник им противостоял гораздо более могущественный, чем на Западе (где коммуны возникали в борьбе с феодальными сеньорами). Этим врагом было само государство, так никогда в империи и не объединившее своих сил с городами даже в худшие времена феодальной раздробленности. В XI в. по приморским городам-эмпориям (торговым портам) империи прокатилась волна бурных, но скоротечных восстаний против налогового гнета, высоких пошлин, политического и социального бесправия. Но восстания были стихийными, у горожан не было союзника в деревне. Все эти выступления были потоплены в крови. Лишь отдаленный Херсон умел добиваться некоторых привилегий и сохранял традиции самоуправления: выборные протевоны (влиятельные горожане) нередко изгоняли стратига фемы или заставляли его идти на уступки [204] Соколова И. В . Монеты и печати византийского Херсона. Л., 1983, с. 107–118. .

Духовенство (и белое, и черное) консолидировалось в значительную социальную и политическую силу. Церковное землевладение в целом уступало монастырскому: империя была поистине страной монастырей. Монастырь стремился основать каждый крупный собственник, добиваясь для монахов всяческих привилегий. Монастыри, объединив свои участки, основывали даже беднейшие крестьяне, стремясь избавиться от нужды. Вклады монастырям стали нормой поведения состоятельных людей. Жертвовали нередко последнее достояние монахам и бедняки. Крупные монастыри зачастую имели владения не только в месте своего расположения, но и в разных провинциях. Крупнейшие монастыри Константинополя, Олимпийские в Малой Азии и Афонские на Халкидике играли серьезную политическую роль. Высшие слои монашества (а в монастырях сохранились специальные градации внутри братии) составляли тот контингент, из которого императоры набирали себе угодных патриархов, митрополитов, епископов, личных духовников.

Характерной особенностью организации церкви в империи сравнительно с западной, латинской были малые размеры епископий и прочих епархий. Зачастую это был небольшой город с ближайшей округой. Сельские священники вообще вели жизнь, неотличимую от крестьянской, — на них распространялась и налоговая система, имели они и семьи (целибат в Византии соблюдался для иерархов, начиная с сапа епископа, а прочие священнослужители были даже обязаны жениться до получения прихода). Не гнушались вести хозяйство, вкладывая и личный труд, даже епископы. Имущественное состояние церкви почти целиком зависело от императора. Поэтому церковь была послушна государству и являлась надежной опорой трона. Епископы иногда головой отвечали за бунты и мятежи в их епархиях; они должны были доносить о положении дел и состоянии умов в провинции, хватать «смутьянов», проповедовать покорность. Несколько епископий входили в более обширную епархию митрополита или архиепископа, которые — по одобрении кандидатуры императором — посвящали подвластных им священнослужителей в епископы.