Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

В свете приведенных фактов делается понятно, что и договор литовских князей с Галицко-Волынской Русью, заключенный в 1219 г., — не случайность, а закономерный акт определенной политики. Видя возрастающую угрозу со стороны Ордена, наиболее влиятельная часть литовского нобилитета решила действовать объединенно, чтобы, обеспечив себе безопасность с юга, успешнее воевать против рыцарей на севере. Волынским князьям этот договор облегчил борьбу за освобождение и воссоединение Волыни и Галичины.

Особенно заметно это на русско-польских отношениях: именно литовские походы побудили Мазовию пойти на мир с Волынью [1906] ПСРЛ, т. II, стб. 736, 739. . Предполагалось участие Литвы и в русском походе на Калиш [1907] Там же, стб. 754. . Когда после передачи Конрадом Мазовецким Дорогичинской волости добжиньским рыцарям в 1237 г. [1908] См. часть III, раздел второй, § 2. угроза немецкой агрессии распространилась и на Волынь, литовско-русский союз вновь оказался полезен. Около 1237 г., освободив Дорогичин от отряда магистра Бруно, князь Даниил Романович парализовал противодействие князя Конрада тем, что «возведе» на него « Литву Манъдога [и] Изяслава Новогородьского» [1909] ПСРЛ, т. II, стб. 776. . Отсюда можно заключить, что к этому времени среди участников договора 1219 г. именно князь Аукштайтии Миндовг приобрел наибольшее влияние и силу, причем достойно внимания, что в польском походе литовские войска участвовали вместе с чернорусскими.

Волынско-литовский союз был, видимо, использован и против черниговских князей, которые претендовали на галицкий стол. Уже в 1220 г. литовские войска сильно опустошили Черниговщину [1910] ПСРЛ, т. VII, стр. 128. ; враждебными оставались черниговско-литовские отношения и позднее, судя по тому, что уже накануне татарского нашествия черниговский князь Ростислав Михайлович, заняв Галич, предпринял большой поход против Литвы [1911] ПСРЛ, т. II, стб. 776. ; именно тогда войска князя Даниила Романовича освободили Галич, а черниговский князь, узнав о падении столицы, бежал в Венгрию.

Резкое ухудшение международного положения Руси после татаро-монгольского нашествия, распространение немецкой агрессии на собственно русские земли, а также изменение форм литовской политики на Руси, вызвали существенные перемены в русско-немецко-литовских отношениях.

Нет надобности здесь описывать историю нашествия татаро-монгольских полчищ на Восточную Европу и борьбу народов за независимость. Это сделано нами в другой работе [1912] В. Т. Пашуто-5, стр. 150 и сл. . Здесь важно отметить значение этого события для Литвы и его влияние на политику литовского правительства.

Героическая борьба русского и других народов нашей страны имела огромное значение для Литвы: литовцы не знали ужасов этого монгольского нашествия и не попали под иго татаро-монгольских ханов. Попытки некоторых исследователей, в частности И. Пузыны, на основании поздних литовско-русских летописей сделать предположения о литовско-татарской войне, не могут быть приняты ввиду общей недостоверности привлеченного им источника [1913] J. Рuzуnа-3, str. 345–400; см. часть 1, § 1. ; его археологические догадки также оказались неосновательными [1914] Н. Н. Воронин2, стр. 150 и сл. Здесь может принести пользу фольклор. Литовские фольклористы сделали бы полезное дело, выявив народные предания о последующей борьбе литовцев с войсками татаро-монгольских ханов, ибо позднейшее вторжение войск Бурундая было прямо направлено на Литву. . Источники не знают о вторжении татарских войск ни в Литву, ни в земли, захваченные немецкими рыцарями.

Уцелели от монгольского разорения также Полоцко-Минские и другие земли Белоруссии. Черная Русь (Новогородок, Слоним, Волковыйск), Городенские, Турово-Пинские и Берестейско-Дорогичинские земли не были завоеваны татаро-монгольскими феодалами [1915] Пострадала южная часть Берестейской земли. Возвращаясь на родину через разоренную землю между Берестьем и Владимиром, князья «не возмогоста ити в поле, смрада ради множьства избьеных» (ПСРЛ, т. II, стб. 788). . Разоренной и ослабленной Руси грозило татаро-монгольское иго, с севера и запада готовили наступление Швеция, Орден и Дания. В этих условиях литовские князья стали проводить более активную политику в отношении Полоцка, Новгорода и Смоленска.

Меняются и формы этой политики. Намечается переход от набегов на русские города и земли к их занятию дружинами литовских князей. Последнее происходило (как свидетельствует история Полоцка, а позднее Волыни и Смоленска) в результате сговора с местным боярством, напуганным татарской или немецкой угрозой [1916] Первые попытки Литвы утвердиться в Торопце и Пскове падают еще на 1213 г. ПЛ, в. II, стр. 77 (по Архивен. 2 сп.). . Смоленщина была затронута монгольским нашествием и, видимо, тогда же сюда был приглашен один из литовских князей; очевидно, и полоцко-минские земли установили какой-то modus vivendi с Литвой. Это было неизбежно, так как Полоцко-Минская земля, потеряв большую часть своих позиций в литовских и латвийских землях, сама попадала теперь под удар немецкого Ордена и Литвы. Правда, литовское наступление проходило не в виде единовременного похода и захвата. Это было постепенное проникновение, которое не раз сопровождалось отступлениями.

Главным препятствием для Литвы стало то, что Владимиро-Суздальская и Галицко-Волынская земли, несмотря на татарское разорение, сумели восстановить свое хозяйство, упрочить единство и оказать поддержку западнорусским землям в защите их независимости. Уже в 1239 г. владимиро-суздальский князь Ярослав Всеволодович изгнал из Смоленска литовского князя; смоленский стол занял суздальский ставленник [1917] ПСРЛ, т. VII, стр. 144. Связи с Витебском и Смоленском в XIII в. — в традициях суздальской политики. См. НПЛ, стр. 67, ср. ПСРЛ, т. XXIII, стр. 62. Литва использовала, разумеется, и полоцко-смоленские противоречия, отмеченные острыми конфликтами 1222 и 1232 гг. (НПЛ, стр. 263, 72). . Тогда же по распоряжению князя Александра новгородцы соорудили укрепления на реке Шелони [1918] НПЛ, стр. 77. , вдоль которой не раз случались литовские набеги.

Наконец, были упрочены политические связи Владимиро-Суздальской земли с Полоцком. Выражением их явился брак князя Александра Ярославича с дочерью полоцкого князя; политическое значение этого брака было подчеркнуто тем, что его отпраздновали в Торопце — опорном пункте обороны от литовских набегов [1919] Там же. ; в Витебске также сидели союзники суздальских князей [1920] Там же, стр. 79. Догадки Г. Пашкевича, И. Пузыны и других, будто свадьба произошла в Торопце потому, что в Полоцке уже правила Литва, лишены основания: в летописи ясно сказано, что «поя в Полотьске у Брячьслава дчерь» (НПЛ, стр. 77); ср. Н. Рaszkiewicz-8, str. 63; J. Puzуna-3, str. 360. Столь же беспочвенно утверждение, что именно тогда князь Александр взял сына из Витебска: откуда мог взяться сын, если только что состоялся брак? К тому же в летописи это событие датируется 1245 г. (НПЛ, стр. 77). .