Глеб Абрамович - Князья Шуйские и Российский трон

Приход поляков в Россию внес разлад в ряды войск, блокировавших Москву. Сапега, королевский гетман, заколебался, не зная, как себя вести; оставаться ли под Москвой или возвращаться в армию Сигизмунда под Смоленск? Рожинский с товарищами объявили себя конфедератами и заявили, что не уступят королю завоеванных ими северских земель. Сигизмунд, не желая ссориться с единоплеменниками и терять подданных, направил посольство в Тушино с грамотой, адресованной царю Василию. В грамоте он пытался оправдать свое вторжение в пределы России и предлагал заключить мир на условиях, главным из которых было требование немедленного разрыва соглашения с Швецией. Одновременно Сигизмунд посылает патриарху, духовенству, дворянству и всем жителям Москвы грамоту с обещаниями прекратить все их бедствия, если они признают его верховную власть. В свою очередь, конфедераты, прослышав о больших силах, которые удалось собрать Скопину-Шуйскому, поостыли и стали сговорчивее. Трезво оценив ситуацию, они пошли на соглашение с Сигизмундом и отказались от поддержки Лжедмитрия.

Шуйский не только получил послание Сигизмунда, предназначенное ему лично, но и сумел перехватить грамоту, адресованную патриарху и народу. Послание он не удостоил ответом, а грамоту опубликовал всенародно; содержание последней вызвало всеобщее негодование и позиция Шуйского еще больше укрепилась.

Лжедмитрий, узнав от всегда пьяного пана Рожинского об отходе из Тушинского лагеря польских отрядов, переодевшись в крестьянскую одежду, бежал. Среди оставленных им сторонников пошел слух, что его убили и бросили в реку. В результате вспыхнул бунт, но, узнав правду, одни стали требовать от Рожинского возвратить Дмитрия, другие бросились вслед за Самозванцем, третьи, видя распад лагеря, побежали в Москву, некоторые из них пристали к конфедератам.

Скоро стало известно, что Самозванец остановился в Калуге, где еще была сильна память о Болотникове. Туда к нему прибыл мятежный князь Григорий Шаховской с казаками; кроме того Лжедмитрию еще оставались верны Тула, Перемышль и Козельск. Из Калуги он посылал тайные грамоты в Тушино, обещая скоро вернуться. 6 января 1610 г. весь Тушинский лагерь снялся с места и перешел к Волоколамску. Примкнувшие к конфедератам русские люди, преимущественно из числа московской знати, завели переговоры с Сигизмундом о том, чтобы он отпустил на московский престол своего сына Владислава.

Реально оценив ситуацию, Скопин-Шуйский счел возможным двинуться на Москву. Однако к этому времени в отношении к нему со стороны царя Василия, как и всей семьи Шуйских, произошли значительные перемены. Причиной тому была слишком большая популярность, которую приобрел молодой полководец во всех слоях русского общества. Неприязнь Василия и ненависть Дмитрия Шуйских еще более обострились в связи с инцидентом, происшедшим в Александровской слободе накануне похода Скопина на Москву. Сам он, судя по всему, не обратил достаточно серьезного внимания на возможные последствия этого эпизода, но у царя Василия, узнавшего о происшедшем в слободе, засела в мозгу крепкая заноза. Но еще сильнее чувствовал себя задетым Дмитрий Шуйский, лелеявший мечту занять царский престол после смерти старого и сильно одряхлевшего брата, у которого не было сыновей, а две дочери которого умерли в младенчестве. Сильную ненависть к Скопину испытывала и жена Дмитрия, вторая дочь Малюты Скуратова, судя по всему, жившая мечтой повторить успех старшей сестры — жены Бориса Годунова (в ее планы, конечно, не входил трагический финал последней).

В чем же заключался этот инцидент, приведший вскоре к самым роковым последствиям? А дело было вот в чем: к Скопину в слободу явились посланники из Рязани от Прокопия Ляпунова, через которых последний всячески поносил царя Василия и его правление, указывая на его абсолютную непопулярность в народе. Самого же Скопина Ляпунов восхвалял, говоря о всенародной любви к молодому полководцу, называя его не князем, а царем и предлагая свою помощь в занятии царского престола. По словам летописцев, Скопин, даже не дочитав послания, изорвал его и пригрозил посланникам Ляпунова отправить их в Москву и сдать в руки царя Василия. Те бросились на колени и умоляли о прощении, утверждая, что они не виноваты и Ляпунов силой заставил их ехать к Скопину. Скопин-Шуйский пожалел их и отпустил домой, ничего не сообщив о случившемся царю.

Но в окружении Скопина постоянно находились соглядатаи Василия, которые сразу же донесли ему о происшедшем в слободе. Шуйский, крайне подозрительный по природе, да и к тому же не вполне уверенный в законности своего царствования, знал о популярности племянника в народе. Он, видимо, поверил в коварство Скопина, умолчавшего о случившемся, тем более что его настроения всячески подогревали братья, давно завидовавшие юному полководцу.

Чем же объяснить поведение Скопина, и в частности то, что он скрыл от Василия поступок Ляпунова? Карамзин так объясняет подобное поведение: «Князь Михаил служил Царю и Царству по закону и совести, без всяких намерений властолюбия, в невинной смиренной душе едва ли пленяясь и славой». А послов Ляпунова он отпустил «мирно возвратиться в Рязань, надеясь, может быть, образумить ее дерзкого воеводу и сохранить в нем знаменитого слугу для отечества» [361] Карамзин Н. М. История… Т. XII. С. 109. .

Представляется, что Скопин под пером Карамзина выглядит каким-то сахарным пасхальным ангелочком. Вряд ли «невинный юноша со смиренной душой», совершенно равнодушный к славе и воинским подвигам, мог завоевать такую любовь, граничащую с поклонением, не только у русских воинов, но и у закаленных в битвах наемных, профессиональных солдат западноевропейских армий и их прославленного полководца. Все действия Скопина, начиная с первого сражения в возрасте 17 лет и до конца жизни, говорят о его горячей любви к воинским подвигам и славе, а суровая расправа в Новгороде с Татищевым отнюдь не свидетельствует о смиренности души и слабости характера полководца. Неубедительны, на наш взгляд, и рассуждения Карамзина о причинах умолчания Скопина о поступке Ляпунова, якобы продиктованном желанием сохранить отечеству верного слугу. Все поведение Ляпунова до приведенного случая и позднее, вплоть до его гибели в ссоре с казаками, отнюдь не является свидетельством его политической надежности. Напротив, Ляпунов имел склонность к политическим интригам, занимаясь которыми, всегда преследовал личный интерес, мало думая при этом об Отечестве.

На наш взгляд, поведением Скопина в данном случае руководили другие мотивы. Прекрасно сознавая, что в воинской среде и в народе на него уже давно смотрят как на самого желанного кандидата на царский престол, а, с другой стороны, принимая во внимание преклонный возраст и слабое здоровье Василия, Скопин-Шуйский рассчитывал прийти к власти мирным путем. Дмитрий же, с его глупостью и фанаберией, да к тому же непопулярный в народе, вряд ли являлся для него серьезным соперником. Так вполне мог рассуждать умный, честный молодой князь, уверенный в своей родовитости, а значит, и в законных правах на российский престол. Скопин, убежденный в том, что его заслуги и популярность в народе, и особенно в армии, являются достаточными гарантиями безопасности, не страшился опалы и преследований со стороны Василия, но последующие события показали, до какой степени князь ошибался.