Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

При этом решительного разрыва между Ордой Ногая и Волжской Ордой не было: из восточных источников следует, что формальное верховенство Сарайского хана Ногаем признавалось [803]. Как показывают события в Галицко-Волынской земле 1287–1288 гг. и в «Курском княжении» 1289–1290 гг., его признавали и русские вассалы Ногая. Этому вроде бы противоречит именование Ногая «цесарем» (в летописании Северо-Восточной Руси под 1282 г., в «Повести об Ахмате», а также в новгородском летописании под 1291 г. [804]), т. е. термином, которым на Руси называли верховного правителя Орды — хана. Однако четкая иерархия русского варианта титулатуры Джучидов: хан — «цесарь» («царь»), другие члены династии — «царевичи» — прослеживается только с конца XIV в. Для XIII же столетия упоминание «царевича» в рассмотренном выше известии о событиях в Северо-Восточной Руси в 1285 г. — единственное [805]. Что касается термина «цесарь» / «царь», то им в XIII в., помимо монгольского великого хана и верховного правителя Орды [806], именуются также Алгуй [807]и «Токтомер» [808]. Если о первом допустимо полагать, что его на Руси воспринимали как соправителя Телебуги (хотя восточные источники указаний на подобный статус Алгуя не содержат), то «Токтомер» при любой гипотетической его идентификации не может расцениваться как носитель ханского титула. В условиях, когда терминология для обозначения Джучидов еще не устоялась, именование Ногая, второго по силе и значению представителя этого рода, «царем» было вполне естественным и не означало, что его статус признается полностью равным ханскому.

Что касается фактического соотношения сил в Орде, то ханы Туда-Менгу и Телебуга не могли ничего поделать с ростом влияния Ногая. Причем на северо-востоке Руси его позиции в конце 80-х — начале 90-х гг. выглядят даже более прочными, чем на юго-западе (этот факт косвенно подкрепляет предположение, что крупнейшие княжества на пути из степей правобережья Днепра в Северо-Восточную Русь — Киевское и Черниговское с Брянским — находились в сфере влияния Ногая). Пик могущества Ногая, в том числе в русских землях, пришелся на 1291–1293 гг. Затем в течение трех лет Тохте удалось резко сузить сферу влияния его противника на Руси, приведя под свою власть все княжества Владимиро-Суздальской и Черниговской земель. Примечательно, что именно после этого, в 696 г. х. (30 октября 1296 г. — 18 сентября 1297 г.), в Исакче стали чеканиться монеты, в легенде которых рядом с именем Ногая помешался титул хан , что означало открытый разрыв с Тохтой [809]. Очевидно, к этому времени Ногаю стало ясно, что он не сможет играть ведущую роль во всей Орде, что и побудило его окончательно встать на путь формирования в Нижнем Подунавье и Северном Причерноморье собственной независимой державы [810]. После этого открытое военное столкновение с Тохтой стало неизбежным.

Деятельность Ногая объективно имела два важных последствия для дальнейшего развития Северо-Восточной Руси (одно — прямое, другое — опосредованное). Во-первых, при нем произошел переход к сбору дани самими князьями — вассалами Ногая, и такой порядок позже сохранился и распространился на все северо-восточные княжества. Во-вторых, после перехода Брянска, Чернигова и Киева под власть князей — ставленников Тохты — внушительные контингенты служилых людей из Черниговской и Киевской земель отъехали на службу к московскому князю Даниилу Александровичу, главе «проногайской» группировки князей Северо-Восточной Руси. Во многом благодаря такому притоку воинских сил, Московское княжество выстояло в неблагоприятной для него политической обстановке первых лет XIV в. и сумело стать равным соперником княжества Тверского [811].

Объединение русских земель вокруг Москвы, формирование в XIV–XV вв. единого Русского государства всегда были в фокусе внимания исторической науки. Однако конкретные механизмы присоединения тех или иных территорий к владениям московских князей изучены пока недостаточно. Причем лучше обстоит дело с исследованием московских приобретений в пределах Северо-Восточной Руси («Суздальской земли»), т. е. в политической системе, возглавляемой великим княжением владимирским. По поводу присоединения к Москве территорий других княжеств Северо-Восточной Руси имеются обстоятельные работы А. Е. Преснякова [812], Л. В. Черепнина [813], В. А. Кучкина [814]; в настоящее время над этой проблемой работает В. Д. Назаров [815]. Относительно неплохо изучено присоединение Новгородской земли, признававшей с середины XIII в. сюзеренитет великого князя владимирского [816]. Что касается приобретений на землях, не входивших в политическую систему Северо-Восточной Руси, то эта тема до сих пор специально не рассматривалась. Между тем, она во всех отношениях не менее значима, чем вопрос о расширении московских владений в «Суздальской земле». Московское княжество занимало в последней пограничное, юго-западное положение. В 70-е гг. XIII в., когда оно образовалось, к западу от Москвы лежали владения Смоленского княжества, к юго-западу — Черниговского, к югу и юго-востоку — Рязанского и Муромского. За два века, прошедшие с тех пор до освобождения от ордынской власти в 70-е гг. XV в., к московским князьям отошли из состава Смоленской земли Можайск, Ржева и Медынь, из состава Рязанской — Коломна, территории по рекам Протве и Луже, правобережье средней Оки до верховьев Дона, из состава Черниговской — Калуга, Тарусско-Оболенское княжество, временно — Козельское; было присоединено Муромское княжество, а также Мещера (территория между Рязанской и Муромской землями, имевшая этнически смешанное население).

В совокупности названные территории сопоставимы с приращением владений Москвы на «северном направлении» — в пределах Северо-Восточной Руси. При этом их особая значимость заключалась в том, что это были земли, пограничные с территорией Орды (более того, известны случаи присоединения и собственно ордынских владений). А продвижение в западном направлении во второй половине XIV в. создало общую границу Московского великого княжества с Великим княжеством Литовским (после чего ряд территорий — Ржева, Козельск, Любутск — переходили из рук в руки).

Из перечисленных земель обстоятельно изучен только процесс присоединения Ржевы (В. А. Кучкиным) [817]. Предпринята попытка рассмотреть обстоятельства приобретения Мурома, Мещеры, Тарусы и Козельска (С. А. Фетищев) [818]. В отношении приобретения остальных территорий исследователи ограничивались краткой констатацией [819]. Все присоединения на западе, юге и юго-востоке были упомянуты в работе М. К. Любавского, но без анализа механизмов приобретения их московскими князьями [820].