Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Клад Westerklief II по концентрации куфических монет не имеет аналогов в регионе Северного моря. Его размеры соответствуют скорее восточно-скандинавским «стандартам», они нетипичны уже для Дании и Норвегии: сопоставимое число дирхемов (97) в IX в. здесь встречается только в кладе с о. Фальстер, одного из самых восточных в Датском архипелаге; ни в одном из других ранних датских и норвежских кладов количество куфических монет не достигает полутора десятков [66] Kliger Ch. Kaupangfrom afar… P. 247, tab. 7.10. . Даже в первой половине X столетия (когда приток восточного серебра на Север Европы значительно возрастает) число дирхемов в кладах Норвегии, Англии и западной (омываемой Северным морем) части Ютландии не достигает показателя Westerklief II [67] См.: Ibid. P. 200–201: в Дании более крупные клады обнаружены только в областях, прилегающих к Балтийскому морю — на о. Зеландия, в Сконе и на востоке Ютландии; крупнейший норвежский клад содержит 77 дирхемов; Naismith R. Islamic coins from Early Medieval England. P. 194, 202, 211: наибольшее количество дирхемов в Британии — в кладе Cuerdale, около 50; в последние годы в Англии найдено еще несколько норманнских кладов X в., самый крупный из них ( Vale of York или Harrogate ) включает 15 восточных монет (см.: Brown H. М., Naismith R. Kufic coin. P. 695–696). .

Обилие куфических монет во Фрисландии середины — второй половины IX столетия не может, таким образом, объясняться только тем, что они доходили туда после использования в Дании, поскольку последняя была в то время относительно беднее арабским серебром. Данный феномен, скорее всего, говорит о наличии у данов, обосновавшихся во Фрисландии, прямых связей с регионом, куда дирхемы поступали в большом количестве. Такими регионами были Восточная Скандинавия и Восточная Европа. Данных об особых отношениях предводителей фрисландских норманнов со Средней Швецией и Готландом не имеется. Что касается севера Восточной Европы, то в случае, если Рёрик и Рюрик — одно и то же лицо, то тесные связи были бы естественны — как до, так и после «призвания» его на княжение. Примечательно, что клад Westerklief I, зарытый около 850 г., их еще практически не обнаруживает: в нем присутствуют всего 3 восточные монеты, и те использованы в качестве украшения для фибул [68] Besteman J. The two Viking hoards from the former island of Wieringen. P. 95, 98. . Очевидно, установление и развитие прямых связей происходило в периоде 850 по 880 гг., т. е. в тот хронологический отрезок, к которому относятся события, изложенные в предании о приглашении Рюрика [69] Возможно, именно в начале 880-х гг., которым датируется клад Westerklief II, Рёрик (о смерти которого ни одни франкские анналы не сообщают) отбыл в Восточную Европу, см.: Горский А. А. Первое столетие Руси. С. 105–106; неточность датировки «призвания» Рюрика в «Повести временныхлет» 862 г. давно признана в историографии, см. об этом: Там же. С. 11–14. Клад мог быть зарыт кем-то из его окружения — на случай возможного возвращения. Но занявший во Фрисландии место Рёрика Годфрид вскоре вошел в заговор с Гуго, братом свой жены, предъявил непомерные территориальные претензии к императору Карлу Толстому и в 885 г. был убит (см.: Annales Fuldenses. А. 883. P. 100; А. 885. P. 102, 114; Annales Xantenses et Annales Vedastini. P. 57; Reginones abbatis Prumiensis Chronicon. Hannoverae, 1890. A. 885. P. 123–125; Историки эпохи Каролингов. С. 170), после чего даны были изгнаны из Фрисландии. Судьба владельца клада, как и его соратников, скорее всего, оказалась связана с Русью. .

Очень похоже, что археологические находки во Фрисландии являют собой свидетельства «предпосылок» перемещения Рюрика в Восточную Европу: он отправился не в неведомую землю, а в ту, с которой имелись налаженные отношения, в том числе экономические.

Итак, оба главных этнических компонента, участвовавших в складывании государства Русь, — восточные славяне и «варяги», — скорее всего, тем или иным образом получили импульсы политического развития от франков, чья экспансия оказала воздействие на возникновение государств значительной части Европы IX–X вв. [70] Второй раздел статьи — «Терминология» — в расширенном виде представлен в предшествующей статье настоящего издания — «Политическое развитие Средневековой Руси: проблемы терминологии».

В «Повести временных лет» (далее — ПВЛ) под 6415 (907) г. помещен текст договора Олега с Византией, содержащий нормы, которые регулируют пребывание в империи русских послов и купцов и их торговую деятельность. Согласно летописному изложению, он заключен сразу после похода киевского князя на Константинополь, но отдельно от пространного договора, заключенного 2 сентября 911 (6420 сентябрьского) года [72] ПСРЛ. Т. 1. М., 1962. Стб. 29–38 (тексты договоров 907 и 911 гг. по Радзивиловской летописи); ПСРЛ. Т. 2. М., 1962. Стб. 21–28 (тексты договоров 907 и 911 гг. по Ипатьевской летописи). .

Многие исследователи расценивали «договор 907 г.» как реальное, особое соглашение, заключенное сразу после похода [73] Ламбин Н. П. Действительно ли поход Олега под Царьград сказка? (вопрос г. Иловайскому) // ЖМНП. 1873. Июль; Сергеевич В. И. Греческое и русское право в договорах с греками X в. // ЖМНП. 1882. Январь. С. 84–85; Шангин М. Два договора // Историк-марксист. 1941. Кн. 2. С. 114–115 Левченко М. В. Очерки русско-византийских отношений. М., 1956. С. 119; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 60; Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси (IX — первая половина X в.). М., 1980. С. 83–146; Франклин С., Шепард Дж. Начало Руси: 750–1200. СПб., 2000. С. 154–157. . Однако издавна [74] Шлецер А.-Л. Нестор. СПб., 1809–1816. Ч. 1. С. 5; Ч. 2. С. 634–641, 751–758. существует и традиция «скептического» отношения к тексту, помещенному под 907 г. А. А. Шахматов, первым рассмотревший эту проблему в контексте текстологического изучения Начального летописания, предположил, что «договор 907 г.» сконструирован летописцем с использованием одной из статей договора 911 г., от которой в тексте последнего остался только заголовок — «О взимающих куплю Руси» [75] Шахматов А. А. Несколько замечаний о договорах с греками Олега и Игоря // Зап. Неофилологического об-ва при Имп. Петроградском ун-те. Пг., 1914. Вып. 8. С. 385–400. . Это мнение в основном разделили некоторые последующие исследователи [76] Gregoire H. Histoire et légende d'Oleg, prince de Kiev // Le Nouvelle Clio. Bruxelles, 1952. № 5–8. P. 281–287; Повесть временных лет. Ч. 2. М.; Л., 1950. С. 417–418 (Д. С. Лихачев); ПРП. М., 1952. Вып. 1. С. 66 (А. А. Зимин); Каштанов С. М. Из истории русского средневекового источника: Акты X–XVI вв. М., 1996. . В развитие его А. А. Зимин предположил, что «договор 907 г.» сконструирован не только на основе статьи договора 911 г. о «купле», но и с помощью текста одной из статей договора 944 г. [77] ПРП. Вып. 1. С. 66 (в данном издании, соответственно, ст. 13 и 2а). Напротив, М. Д. Приселков считал, что появление под 907 г. договорного текста объясняется не сочинительством летописца, а сохранностью текста договора 911 г. к моменту включения его в летопись: один из листов, на котором был написан текст этого договора, оказался оторван, и летописец принял его за отдельный договор [78] Приселков М. Д. Киевское государство второй половины X в. по византийским источникам // Учен. зап. ЛГУ. Сер. историческая. 1941. Вып. 8. С. 229. . По мнению Я. Малингуди, автор ПВЛ имел в своем распоряжении византийскую нотацию о принесении Олегом и его людьми клятвенной присяги у ворот Константинополя, и, не поняв, что нотация и текст договора отражают два этапа заключения одного соглашения, сделал вывод, что в 907 г. был заключен особый договор и вычленил из текста договора 911 г. ряд статей, поместив их под 907 г. [79] Малингуди Я. Русско-византийские договоры X в. в свете дипломатики // ВВ. М 1997. Т. 57 (82). С. 77–81.