Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Ниже приводится текст ярлыка Ахмата по четырем ныне известным спискам; в основу положен список П, являющийся, скорее всего, наиболее ранним [1406]. Расхождения между списками в двух случаях носят принципиальный характер.

В П о размере требуемой Ахматом «подати» сказано следующее: «60 (ѯ҃) тысяч алтын вешнюю да 60 тысяч алтын осенную». В М перед словом «вешнюю», которым начинается строка, на левом поле, с заметным отступом, приписана буква в под титлом и со знаком тысячи. В С и Ч эта цифра (2000) уже вписана в строку, и получилось чтение: «60000 алтын 2000 вешнюю да 60000 тысяч алтын осеннюю» [1407]. В результате, текст стало возможным трактовать как содержащий либо требование трех выплат [1408], либо указание сначала на общую сумму, а затем на две ее составляющих [1409]. Между тем, очевидно, что непротиворечивое чтение наиболее раннего списка П первоначально. По-видимому, в списке, к которому восходят М и С, была по ошибке дважды написана первая буква слова «вешнюю». Затем первая в была зачеркнута таким образом, что линию зачеркивания можно было принять в верхней части за титло, а в нижней — за значок, обозначающий тысячу. Писец списка М испытывал сомнения и сначала не включил эту букву в текст, но потом все же приписал ее на полях. В С, а следом и в близком к нему Ч она уже оказалась внесенной в строку. Таким образом, в первоначальном тексте речь шла о двух «податях» — весенней и осенней, каждая размером в 60 000 алтын. В сумме это 3600 рублей. Такой размер дани практически равен половине суммы ордынского «выхода», которую платили московские князья в 30-е гг. XV в. (более поздних данных нет) — 7000 рублей [1410]. Его двукратное снижение могло быть связано с событиями конца 1430-х — 1440-х гг. Тогда в Орде соперничали между собой два хана — Кичи-Мухаммед и Сеид-Ахмет. В Москве признавали верховную власть обоих: в договорной грамоте Василия II с Дмитрием Шемякой 1441–1442 гг. упоминаются «выходы» во множественном числе и послы, отправляемые к тому и другому «царю» [1411]. Скорее всего, каждому из ханов отправляли половину 7-тысячной дани. В конце 1440-х гг. с Ордой Сеид-Ахмета начались столкновения, «выход» в нее выплачивать перестали, а во второй половине 1450-х гг. эта Орда распалась [1412]. Однако, как показывает текст ярлыка, дань Кичи-Мухаммеду, а позже и его сыну Ахмату, и после этого осталась на прежнем, урезанном вдвое уровне.

С и близкий к нему Ч содержат определение русских «блужныя просяники». В этом принято видеть выражение презрения к земледельцам, но определение «блужныя» (в других текстах неизвестное, следовало бы ожидать «блудныя» [1413]) в сочетании с указанием на возделывание злаков выглядит несколько странно. Однако наиболее ранние списки П и М дают чтение «плужные» (слово, встречающееся в письменности XVI–XVII вв.) [1414]. В этом случае и прилагательное, и существительное являются указаниями на одно и то же — земледельческий характер занятий населения. Следует заметить, что следы такого рода определений зависимых от Чингизидов народов и их правителей — по типу хозяйства — в источниках есть. Новгородская первая летопись, передавая речь монгольских послов в Киеве в 1223 г. (перед столкновением на Калке), приводит определение ими половцев как своих «холопов и конюхов» [1415]. Иван III в начале 1502 г., по утверждению князя Орды Ахматовых детей Тевекеля, зафиксированному в его письме великому князю литовскому Александру, предлагал хану Шейх-Ахмату (сыну Ахмата): «ратаи и холоп его буду» [1416]. Определение подданных Ивана III в ярлыке Ахмата как «плужных просяников» является еще одним свидетельством подлинности документа. В России ни в XVI, ни в XVII столетиях никому не пришло бы в голову изобретать такое словосочетание (вторая его составная часть — «просяники» — более нигде не встречается [1417]): перед нами явно результат дословного перевода.

Поскольку в П есть явный пропуск (во фразе «а крепкия по лесомъ пути твои есмя видѣли и водския броды есмя по рекам сметили» пропущено «по рекам») и ошибочная перестановка слов («меж яз дорог один город наѣхалъ» вместо «меж дорог яз один город наѣхалъ»), он явно не был протографом для остальных списков. Очевидно, существовал список, являвшийся промежуточным звеном между З и списками XVII столетия. Далее, поскольку М и С содержат общую ошибку (цифру 2000) и при этом М имеет индивидуальные чтения, которым противостоят общие чтения С и П, ясно, что С не восходит к М, а имеет с ним общий протограф. Самый же поздний список — Ч — ближе всего к С и восходит либо непосредственно к нему, либо к идентичному списку.

Общие выводы о происхождении текста ярлыка Ахмата могут быть сформулированы следующие.

1. Это несомненно подлинный памятник; помимо дошедших до нас списков, самый старший из которых датируется второй половиной 10-х — 20-ми гг. XVII в., существовал его список 1560-х гг.

2. Вероятнее всего, текст послания, написанного Ахматом после отступления с Угры в конце 1480 г., был привезен в Россию только в 1557 г. из Ногайской Орды; перевод ярлыка на русский язык, сделанный после этого, был вскоре включен в рукописный сборник, ныне хранящийся в собрании И. Е. Забелина ГИМ, № 419.

3. Не исключено, что в этом сборнике вместе с ярлыком 1480 г. присутствовали тексты двух более ранних посланий хана — 1472 и 1480 гг., позже объединенные с посланием 1480 г. в единый текст [1418].

От высокихъ горъ, от темныхъ лесовъ, от сладкихъ водъ, от чистых поль. Ахматово слово ко Ивану. От четырехъ конецъ [1420]земли, от двоюнадесять [1421]Поморий, от седмидесять [1422]Ордъ, от Болшие [1423]Орды.

Ведомо [1424]да есть: кто намъ был недругъ, что стал на моемъ царствѣ [1425]копытом, и яз [1426]на его царствѣ [1427]стал всѣми [1428]четырми копыты; [и] [1429]того Богъ убил своим копьем [1430], дѣти ся [1431]того [1432]по Ордамъ розбежали [1433]; четыре карачи в Крыму ся от меня отсѣдили [1434]. А вам ся есмя [1435]государи учинили от Саина царя сабелным концемъ. И ты бы [1436]мою подать въ 40 день собралъ: 60 тысяч [1437]алтын [1438]вешнюю [1439], да 60 тысяч [1440]алтын осенную [1441], а на себѣ бы еси носил Ботыево знамение, у колпока верхъ вогнув ходил, зане ж вы плужные [1442]просяники. Толко моея подати в 40 день не зберешь, а на себѣ не учнешь [1443]Ботыево [1444]знамения [1445]носити, || (л. 132) точен тобою в головах и всѣх твоих бояр з густыми волосы и с великими бородами [1446]у мене [1447]будутъ; или паки мои дворяне со гзовыми [1448]сагадаками и з [1449]сафьянъными [1450]сапоги у тебя будутъ. А крепкия [1451]по лесомъ пути твои есмя видѣли [1452]и водския броды есмя [1453][по рекам] [1454]сметали [1455]. Меж яз дорог [1456]один город наѣхалъ [1457], тому ся [1458]так и стало. А Даньяра [1459]бы еси царевичя оттоле свелъ, а толко не сведешь [1460], и яз [1461], его ищучи, и тебя [1462]найду [1463]. А нынѣча [1464]есми от берега пошел [1465], потому что у меня люди без одежь [1466], а кони без попонъ. А минетъ сердце зимы девяносто [1467]дней, и яз [1468]опять на тобя [1469]буду, а пита та у меня вода мутная.