Никита Хотинский - Ковыль-трава на Куликовом поле

После нашествия Батыя между русскими князьями шла постоянная междоусобная борьба за получение права на княжение во Владимиро-Суздальской земле. В эпоху Куликовской битвы этим правом владел Дмитрий Иванович. Несмотря на перемещение центра политической и общественной жизни в Москву, он продолжал рассматривать Владимиро-Суздальскую землю как главную «вотчину и дедину» Северо-Восточной Руси.

ойска переправились через Дон и пошли по рязанской земле, где в страхе метался Олег Рязанский, ожидавший великую кару за свою измену. В конце концов он бежал к своему незадачливому союзнику Ягайле, на границу Литвы, и там стал ожидать дальнейших событий. Но Дмитрий Иванович был настроен миролюбиво: он не стал «воевать» рязанскую землю, и так достаточно истерзанную бесконечными набегами Орды. Встретив посольство рязанских бояр, Великий князь отпустил их с миром и прикачал своим воинам не делать никакого зла в этом княжестве. Однако, истины ради, приходится сказать, что отдельные группы рязанцев нападали на обескровленное русское войско.

На рязанской земле некоторые полки отделились от основного войска и пошли в свои княжества прямым путем. 21 сентября русская рать пришла в Коломну. Передохнув здесь четыре дня, оно по первым заморозкам двинулось дальше. В Москву русское войско вступило 28 сентября. Здесь победителей, «одолевших нечистивого и гордого Мамая», ожидала восторженная встреча. Весть о победе давно уже достигла кремлевских стен, распространилась но всем русским княжествам и ушла в иноземные пределы. Слава, что «Русь Великая одолела рать татарску на поле Куликовом», разнеслась до Дуная, Рима, Царьграда и других отдаленных мест.

И дивились москвичи великому множеству захваченных у Орды коней, верблюдов, волов, овец и оружию ее и товарам «без числа много». По случаю победы была отслужена торжественная обедня в Успенском соборе Московского Кремля. Щедро одарив всех воинов, Дмитрий Иванович распустил их, «и разыдошась каждо восвояси». Съездив на один день в Троицкий монастырь к Сергию Радонежскому, Великий князь «возвратися во град Москву, почив от многих трудов и великих болезней» [179] Татищев В. Н. История Российская. Т. V. М.; Л., 1965. С. 150. .

Но кроме всеобщей радости был и плач великий по погибшим. Марья, жена Микулы Васильевича, плакала поутру на забралах стен Московских. Жена Тимофея Волуевича — Федосья — тоже рыдала. Жены воевод Андрея Саркизовича (Марья) и Михаила Ивановича (Аксинья) на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, двигались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую беду: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте, на поле Куликовом, на речке Непрядве» [180] Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 135. .

Общую тревогу передают слова летописца: «…оскуде бо отнюдь вся земля Руская воеводами и слугами и всем воинство, и о сем велии страх бысть по всей земле Рустей» [181] Никоновская летопись // Полн. собр. русских летописей. Т. XI. С. 69. . Эти настроения имели серьезные основания: уже через два года на ослабевшую Русь напал хан Синей Орды Тохтамыш, который к этому времени захватил власть в Орде. Появившиеся из-за Волги орды Тохтамыша разбили войско Мамая, который «с великой яростью» готовил новый поход на Москву. После поражения Мамай бежал к Черному морю, в Кафу, и был там убит.

На этот раз ордынский хан действовал решительно. Он стремительно, «изгоном» ринулся на Русь. Быстро летели конные орды Тохтамыша на Москву. Рязанский князь Олег, встретив Тохтамыша у границ своего княжества, пошел и на этот раз на явное предательство. Отводя от себя угрозу, Олег Рязанский провел ордынцев по краю своего княжества. Он показал им пути и броды через Оку и дал проводников «многи, а великому князю ни вести даде» [182] Татищев В. Н. Указ. соч. С. 152. .

Нельзя сказать, что Дмитрий Иванович проявил полную беспечность перед лицом явно ожидавшегося нового вторжения ордынцев, жаждавших реванша за поражение на Куликовом поле. Сразу после победоносной битвы он собрал всех русских князей, которые «учиниша межи собой любовь и закляшася всии друг под другом ничего не искати, татаром не клеветати и на Русь не наводити, и асче на кого будет беда от татар, всем, за едино стоят» [183] Там же. С. 151. .

Слишком поздно получил роковую весть Дмитрий Иванович. С опозданием разослал он новый призыв о сборе общерусского войска в Коломне. Мобилизационный аппарат еще разобщенной Северо-Восточной Руси в ту пору не был совершенным и действовал медленно. В Коломне Великий князь увидел, что «сила его мала» и он не сможет противостоять Орде.

Минуя Москву, Дмитрий Иванович отошел в Переславль-Залесский, а оттуда через Ростов в Кострому. Ему удалось собрать лишь две тысячи пеших и конных воинов. В Москву он послал приказ не сдавать Тохтамышу город. Тем временем здесь назревал мятеж. Одни жители хотели бежать из города, другие — «во граде сидеть». Началась распря: «…восташа злии человецы друг на друга, сотвориша разбой и грабеж велий» [184] Там же. С. 152–154. . Тех, кто пытался бежать, грабили и избивали. Город был закрыт, и из него никого не выпускали.

Вскоре прибыл в Москву литовский князь Остей, внук Ольгерда. Он укрепил город, навел в нем относительный порядок и приготовился к осаде. Были сожжены все посады и вырублены все деревья вокруг кремлевских стен. Так обычно в то время делалось, чтобы лишить осаждающих подручного материала для штурмовых отрядов.

23 августа к Кремлю подошли орды Тохтамыша числом около 30 тысяч всадников. Князь Остей с москвичами и множеством сошедшихся со всей округи людей деятельно готовился к отпору. Но не все проявили твердость духа: некоторые «безумнии, упившеся, возлезши на град, ругахусь татаром, плююще и укоряюще их» [185] Там же. С. 154. . Началась перестрелка, во время которой московский суконник Адам с Фроловских ворот пустил стрелу из самострела и убил одного видного полководца Тохтамыша. Разъяренные ордынцы бросились на штурм, но были отбиты.

Каменные кремлевские стены, оснащенные самострелами и даже пушками, способны были выдержать длительную осаду. Ордынцы это хорошо понимали и пошли на хитрость. Хан Тохтамыш обольстил осажденных «лживыми словесы и лживым миром». Он клялся им «своим законом бесурманским, яко ни рукой кого коснется, но токмо возмет тое, еже ему с честию принесут» [186] Там же. С. 155. . Князь Остей и воеводы, зная коварный нрав ордынцев, не доверяли этим посулам. Они просили горожан ждать помощи от Великого князя и его брата Владимира Андреевича, указывая, что у хана не так уж много сил.