Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

В целом можно допустить, что действие такого мощного ландшафтообразующего фактора, каким являлось для древнего Египта Средиземное море [ср.: Stanley, Warne 1993b ], было одной из важных предпосылок складывания в поздненеолитической долине Нила ниже 1-го порога самобытной социо-природной системы, в рамках которой впоследствии сформировалось древнейшее египетское централизованное государство. Выше 1-го нильского порога лежала иная обличьем и чужая для египтян страна: Северная (Нижняя) Нубия, или Куш.

Зрелое древнеегипетское государство неоднократно предпринимало попытки расширения своей территории [см., например: Steindorff, Seele 1957 ]. В разные эпохи владения или сферы политического влияния египетских царей располагались на пространстве от 4-го порога Нила до Евфрата в его среднем течении. К этим внешним владениям следует отнести и большие оазисы Ливийской пустыни [см.: Giddy 1987 ], за исключением самого близкого, Фаюмского, который благодаря каналам Бахр-Юсуф и Хавара образовывал единую с Нилом гидросистему [ср.: lssawi 1976 , р. 16–18] и являлся неотъемлемой частью исконного вмещающего ландшафта древнеегипетского этноса. Однако если этот естественно сложившийся ландшафт оставался неизменным вплоть до полного исчезновения цивилизации фараонов, то земли, входившие в ареал других социо-природных систем и присоединявшиеся к Египту искусственным путем, например, в результате захватнических военных кампаний, как правило, стремились отделиться от "метрополии" при первых же признаках ее ослабления.

Освоению будущего вмещающего ландшафта древнеегипетской цивилизации предшествовал своего рода переходный период расселения неолитических охотников и собирателей, прежде бродивших по саваннам Северо-Восточной Африки, в окрестностях долины Нила. Значительную роль при этом сыграли изменения естественной среды обитания первобытных племен, обусловившие их перемещение к многочисленным тогда нильским притокам и, по-видимому, впоследствии, вплоть до начала раннединастического периода в Египте, задавшие вполне определенное направление заселению поймы самой реки.

Вероятно, исходным природным стимулом для поиска аборигенами саванн новых жизненных пространств явилось глобальное изменение климата [cp.: Clark 1980; Hassan 1985 ]. На сегодняшний день установлено, что имеется прямое соотношение между колебаниями планетарной температуры и количества осадков в тропиках и субтропиках: в частности, в Северо-Восточной Африке похолоданию сопутствует сужение зоны влияния летних муссонов, приводящее к расширению пустынь и снижению речного стока; при глобальном потеплении наблюдается противоположная зависимость [ Борзенкова 1992 , с. 174–193]. Как известно, во второй половине V тыс. до н. э. имела место кульминация большого атлантического оптимума (или климатического оптимума голоцена) [см.: Emiliani 1955 , р. 538], с наступлением которой среднегодовая температура северного полушария, согласно последним реконструкциям, превысила современную на 1,4 °C [ Клименко и др. 1996а , с. 31; 19966, с. 113; 1997, с. 166]. В то время климат Северной и Восточной Африки был влажным, в Сахаре выпадали обильные дожди, и она представляла собой хорошо обводненную территорию с богатой тропической растительностью, идеально подходившую для жизни первобытных людских коллективов [см., например: Будыко 1980 , с. 169; Ковда 1977 , с. 28]. Однако спустя примерно тысячелетие произошло значительное (почти на 2,5 °C) уменьшение глобальных температур [ Клименко и др. 1996а , с. 31, рис. 3; 19966, с. 113, рис. 2; 1997, с. 165, рис. 10.3]. Прогрессировавшее похолодание (ок. 4300–3200 гг. до н. э.) привело к высыханию североафриканских саванн и замещению их пустынями; площадь территорий, пригодных для жизни бродячих охотников и собирателей, быстро сокращалась (при этом, не исключено, не без антропогенного вклада [см., например: Clason, Clutton-Brock 1982 , р. 145–148]). Хотя за нижнюю хронологическую границу неолитического периода в Египте условно принимается 5000 г. до н. э. [ Hayes 1965 , р. 27, tab. 2], [16]а первые додинастические поселения в нильской пойме относятся специалистами к 5000–4400-м гг. до н. э. [ Stanley, Warne 1993b , р. 80], климатически обусловленный массовый отток племен из бывших саванн в сторону Нила мог превратиться в устойчивую тенденцию, надо полагать, не раньше заключительных веков V тыс. до н. э. — после того, как температурный оптимум в Северной Африке сменился фазой аридизации [см. также: Street, Grove 1976 , р. 389, fig. 6].

Переход части обитателей Северо-Восточной Африки от бродячего образа жизни в саваннах к полуоседлому на берегах Нила и его притоков, потребовавший дополнительных средств адаптации человека к резко изменившимся естественным условиям существования, сопровождался постепенным вытеснении охоты и собирательства новыми, производящими формами хозяйствования: даже в самых ранних неолитических поселениях на подступах к Нилу найдены зерна пшеницы и ячменя, свидетельствующие о переходе к примитивному земледелию, а также кос) и разнообразных млекопитающих, в том числе собак, крупного рогатого скота, овец, коз, ослов и свиней, что позволяет говорить и о начавшемся одомашнивании животных [ Hawass et al. 1988 , р. 31; Reed 1959 , р. 1631 ff.].

Важно отметить, что на основании археологических данных складывается впечатление, будто освоение людьми поймы Нила в Египте началось с Дельты и довольно долго ограничивалось преимущественно этим регионом, для которого, как считают, было характерно быстрое развитие додинастических земледельческих общин [ Hassan 1985 , р. 329; cp.: Spencer 1993 , р. 47]. В начале V тыс. до н. э. на юго-западной окраине Низовья имелось поселение Меримде-Бени-Сапаме, просуществовавшее, судя по двухметровому культурному слою, по меньшей мере несколько столетий и известное как один из крупнейших египетских неолитических памятников: его площадь составляла ок. 180000 м², а максимальное число жителей, по имеющимся оценкам, могло достигать 16000 человек [ Butzer 1959с , S. 76 (34)–77 (35); 1960, р. 1618; Hawass et al. 1988 , р. 31–33; Hayes 1965 , р. 103 ff.]. Примерно в это же время, согласно предложенным некогда радиоуглеродным датировкам, в Фаюмском оазисе возникла местная неолитическая культура — Фаюм А [ Arnold, Libby 1951 , p. III; Libby 1951 , p. 291; Krzyzaniak 1977 , p. 57–68]. Высказывалось мнение, что к 4000 г. до н. э. в Нижнем Египте, наряду С крупными, насчитывались сотни мелких поселений [ Butzer 1959с , S. 77 (35)].

В отличие от Дельты, в долине Нила от Фаюма до 1-го порога сколько-нибудь значительных следов присутствия неолитического человека археологам обнаружить не удавалось [ Hayes 1965 , р. 147; Hassan 1985 , S. 327]. Разумеется, этот факт сам по себе еще нельзя рассматривать как убедительное свидетельство в пользу того, что в додинастический период Верхний Египет по сравнению с Нижним был малонаселенным регионом. Напротив, исследователи склонялись к мысли, что додинастическая Долина была по тем временам довольно плотно заселена, и даже предполагали, что в этом отношении она превосходила Дельту в конце V тыс. до н. э. ориентировочно в три раза [ Butzer 1976 , р. 83, tab. 4; Hassan 1985 , S. 329]; в то же время, повторим, этой точке зрения явно недостаёт объективного материального обоснования.