Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Это не в последнюю очередь послужило причиной указа «четыре шестых». Но к несунам в судах относились по-разному. Таких, как дед, даже за хищения в крупных размерах часто пускали не под указ, а под 162-ю, пункт «д». Ведь забота о семье всё равно ложилась на плечи страны. Забрав в лагерь кормильца многодетной семьи, власть создавала себе огромные дополнительные проблемы. Так, после смерти деда (который так и не попался на воровстве) в 1950 году троих его несовершеннолетних сыновей государство взяло в школу-интернат на полное содержание.

Хотя… Здоровенного осетина-грузчика могли бы определить и лет на 15–20. Такой «товар» был востребован ГУЛАГом. А вот многодетную вдову фронтовика, которая попалась с мясной вырезкой, обвязанной шпагатом вокруг собственной ляжки, нередко карали смешным сроком.

И всё же так везло далеко не всем. Под указ попадали часто и за мелкие хищения, и за незначительные кражи. Особенно в первое время, когда надо было устрашить народ. Сажали женщин с детьми, беременных, отвешивая огромные сроки… Всякое было.

Но если говорить откровенно… Люди безбожно тащили с производства и после 1947 года. Жить-то надо! Глаза боятся, а руки тянут. Сбить чудовищную волну массовых хищений удалось значительно позже, с преодолением послевоенной нищеты, дефицита, мизерных зарплат. Однако даже в самые благостные советские годы воровство с предприятий, из колхозов не поддавалось никакому контролю и статистике. Это была оборотная сторона социалистического производства.

Суровый указ послужил темой не только для «Этапа на Север». В то же самое время возникла и другая песня — полная ненависти к сталинскому режиму. Вот её-то создали именно «контрики». Песня известна во многих вариантах; кто-то называет её «На берегах Воркуты», кто-то — «Угль воркутинских шахт». Мы приводим текст, полученный филологом Владимиром Бахтиным из петербургской тюрьмы «Кресты» в 1956 году:

По поводу того, о каком «драконовском законе» идёт речь, сомнений быть не может. Существует вариант песни, где об этом сказано прямо:

Именно Николай Шверник, который с 1946 по 1953 год являлся председателем Президиума Верховного Совета СССР (номинальным главой государства), подписал оба указа от 4 июня 1947 года. Гримасы истории: 23 декабря 1953 года тот же Шверник входил в состав Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, вынесшего смертный приговор Лаврентию Берии. А в 1956 году Николай Михайлович возглавил Комиссию партийного контроля и стал ответственным за реабилитацию членов партии, репрессированных при Сталине…

Владимир Соломонович Бахтин назвал автором песни «На берегах Воркуты» поэта Бориса Емельянова — лагерника с внушительным стажем: Емельянов начал «разматывать срок» ещё в Соловецких лагерях особого назначения (печально знаменитый СЛОН), причём с самого их создания в 1923 году. О Емельянове почти ничего не известно. Сохранился ряд его стихов и песен, созданных на Соловках. Дальнейшая судьба поэта неясна, однако ему приписывают создание также песенного шедевра послевоенного ГУЛАГа — «Не печалься, любимая» (в очерке, посвящённом этой песне, мы рассмотрим фигуру Емельянова подробнее). Увы, никаких доказательств этих версий на сегодня нет.

«Этап» и «Угль» запечатлели для истории отношение сидельцев ГУЛАГа к драконовскому указу «четыре-шесть». Но всё же наибольшая популярность выпала на долю «Этапа»…

Песня «Этап на Север», в отличие от «Угля», родилась в среде «бытовиков». Подтверждение мы находим в тексте: например, упоминание о смерти от тяжкой работы или о малых детях, которые пойдут искать отца. Это явно сюжеты не из воровской жизни. Не в правилах «благородного жулика» опасаться смерти от работы. Конечно, война заставила воровской мир внести некоторые изменения в свои законы и допускать участие блатных в общих работах. Но главный принцип оставался неизменным: «Мы работы не боимся, но работать хрен пойдём!» Да и малые дети, бредущие в поисках отца с жалобным плачем «тятя, тятя!» — несколько из другой оперы. В блатном фольклоре отношения «отец — сын» рассматриваются прежде всего в смысле продолжения «трудовой династии» (как, например, в песне «Централка»):

Итак, «Этап» появился в «мужицкой» (отчасти и «фраерской») среде. Но мгновенно был подхвачен уркаганами! Разумеется, для колорита они добавили и несколько собственных штрихов. Например, куплет о побеге — деталь, не характерная для «бытовиков», которые в побег практически не уходили: закваска не та… Куда бежать? Кому ты нужен? Кто тебе поможет на воле? Бытовику невозможно нелегально вернуться в свою среду. А у блатного — связи, притоны, фальшивые паспорта, разгульная жизнь. Поэтому для него побег — одна из важных тем:

Этот куплет заимствован уголовниками из дореволюционной каторжанской песни «Сидю я цельный день в темнице»: