Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Но вернёмся непосредственно к тексту арестантского романса. И здесь нас ждёт очередное открытие: есть основания полагать, что «Этап», как и «Урка, Родины солдат», в основе своей имеет… фронтовую песню! Её текст сохранился в архиве пермского писателя Ивана Лепина:

К сожалению, никаких сведений об этой песне нет. Хотя вряд ли стоит подозревать Ивана Захаровича Лепина в стилизации: человек вполне серьёзный, основательный. Вряд ли он стал бы сочинять песни и выдавать их за фронтовые. В его архиве хранится множество вариантов известных песен Великой Отечественной войны: «Машина пламенем пылает», «Двадцать второго июня», «Ночь прошла в полевом лазарете» и т. д. Поэтому о связи «Этапа» и «Прощальной» можно говорить с большой степенью достоверности.

Скорее всего, «Прощальную» в лагеря принесли непосредственно бывшие фронтовики. При этом было бы серьёзной ошибкой считать, что среди них, пополнивших после войны ряды сидельцев ГУЛАГа, были исключительно блатные. Ничего подобного! Первые послевоенные годы в СССР отмечены не просто всплеском уголовной преступности. Значительную роль в криминальной вакханалии играли именно бывшие «солдаты Победы», у многих из которых за плечами не было довоенного криминального прошлого. Почти половина всех вооружённых грабежей, убийств и пьяных выходок со стрельбой в то время приходилась на долю молодых фронтовиков и военнослужащих. С одной стороны, они чувствовали себя обделёнными благодарностью Родины, особенно те, кто не имел семьи, образования, профессии, зато имел оружие и умел лишь убивать. С другой стороны, сказался кровавый опыт бесчинств на оккупированных территориях. Грабежи, разбои, насилие, кровопролитие — для многих это стало привычным и обыденным делом. Уркаганы в подобных случаях говорят: «Ему человека зарезать — как высморкаться»…

Вот строки из докладной записки начальнику милиции Одессы и первому секретарю Ленинского райкома партии города: «Прошу воздействовать на командиров частей, допускающих безобразие и уголовные преступления со стороны военнослужащих, так как это приняло уже массовый характер. Начальник 5-го отдела милиции г. Одессы». Эта ситуация была характерна и для страны в целом.

Многим известна (особенно после знаменитого сериала «Ликвидация») история с тем, как боролся с уголовщиной в Одессе «маршал Победы» Георгий Жуков. Напомним этот миф в общих чертах. Летом 1946 года Жуков был обвинён в незаконном присвоении трофеев, раздувании своих заслуг в деле разгрома Гитлера и «бонапартизме». Георгия Константиновича сместили с должности Главкома сухопутных войск и назначили командующим войсками Одесского округа. Разъярённый Жуков появился в Одессе, где в это время свирепствовал бандитизм. Маршал якобы решил бороться с ним фронтовыми методами, и вскоре Одесса стала одним из самых спокойных городов страны.

Никаких документальных подтверждений этого не существует. Нет и воспоминаний самих одесситов — как военных и правоохранителей, так и обычных граждан. Правда, журналистка Наталья Рытова, писавшая об одесском периоде жизни маршала Жукова, убеждена: легенда возникла не на пустом месте: «Когда в 1946 году в Одессу прибыл маршал Жуков, молва тут же разнесла вполне логичный слух: если в город прислали самого маршала Победы, значит, дела здесь из рук вон плохи… Запуганные одесситы мечтали о герое, который взял бы на себя ответственность, переступил закон и разом, как в послереволюционные 20-е годы, перестрелял всех бандитов. Этим героем мог стать только маршал Жуков, который прибыл из Москвы по приказу Сталина». По её словам, в послевоенной Одессе действительно проводилась операция «Маскарад», целью которой была ликвидация преступности. Но ничего конкретного о ней не известно.

То есть участие Жукова и его подчинённых в операциях совместно с милицией подтверждения не находит. Но мы цитировали донесение начальника одесского райотдела милиции о массовой преступности военнослужащих. А вот за борьбу с таким криминалом отвечал именно командующий округом! И там, где действовали военная комендатура и приданные ей силы (надо думать, профессионалы в области борьбы с вооружённым противником), летели и головы попавшихся под руку уркаганов.

После 4 июня 1947 года дело приняло иной оборот. Речь уже пошла не о борьбе с «отдельными недостатками». Указ «четыре шестых» так подстегнул борьбу с уголовщиной, что воровской мир взвыл. Больно ударил он и по фронтовикам — как по профессиональным блатарям, так и по демобилизованным, только набиравшимся уголовного опыта.

Снова обратимся к Шаламову: «Воров, бывших участников Отечественной войны, стали десятками тысяч грузить на пароходы и поезда и под строжайшим конвоем отправлять в многочисленные трудовые лагеря, деятельность которых ни на минуту не замирала во время войны… Лагеря стали быстро наполняться уголовщиной. С особым вниманием комплектовались два больших отдалённых лагеря — Колыма и Воркута. Суровая природа Крайнего Севера, вечная мерзлота, восьми-, девятимесячная зима в сочетании с целеустремлённым режимом создавали удобные условия для ликвидации уголовщины… На Колыму и Воркуту стали приходить эшелон за эшелоном осуждённых по Указам 1947 года. Хотя в трудовом отношении блатные были малоценным материалом и вряд ли были особенно пригодны для колонизации края, зато бежать с Крайнего Севера было почти невозможно. Стало быть, задача изоляции разрешалась надёжно».

Автор очерка «Сучья война» считал, что именно эти этапы в определённой мере спровоцировали кровавую войну в воровском мире, которая получила название «сучьей». Факты, мемуарные свидетельства говорят о том, что первоначально, скорее всего, гулаговское начальство действительно опиралось на фронтовиков-уголовников — но прежде всего на тех, кто не принадлежал к профессиональному криминальному сообществу. Среди наиболее ярких фигур такого плана можно назвать хотя бы Сашку Олейникова — коменданта Ванинской пересылки, а также ряд других ярких представителей «сучьей масти», к которым некоторые исследователи причисляют и Василия Пивоварова — «главного суку Советского Союза».